"Прекрасное мгновенье жизни" (по лирике Тютчева). Стихотворения (Ф

Великие о стихах:

Поэзия — как живопись: иное произведение пленит тебя больше, если ты будешь рассматривать его вблизи, а иное — если отойдешь подальше.

Небольшие жеманные стихотворения раздражают нервы больше, нежели скрип немазаных колес.

Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось.

Марина Цветаева

Среди всех искусств поэзия больше других подвергается искушению заменить свою собственную своеобразную красоту украденными блестками.

Гумбольдт В.

Стихи удаются, если созданы при душевной ясности.

Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают.

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Как одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда.

А. А. Ахматова

Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия.

И. С. Тургенев

У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.

Г. Лихтенберг

Прекрасный стих подобен смычку, проводимому по звучным фибрам нашего существа. Не свои — наши мысли заставляет поэт петь внутри нас. Повествуя нам о женщине, которую он любит, он восхитительно пробуждает у нас в душе нашу любовь и нашу скорбь. Он кудесник. Понимая его, мы становимся поэтами, как он.

Там, где льются изящные стихи, не остается места суесловию.

Мурасаки Сикибу

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

Александр Сергеевич Пушкин

- …Хороши ваши стихи, скажите сами?
– Чудовищны! – вдруг смело и откровенно произнес Иван.
– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.
– Обещаю и клянусь! – торжественно произнес Иван…

Михаил Афанасьевич Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Мы все пишем стихи; поэты отличаются от остальных лишь тем, что пишут их словами.

Джон Фаулз. "Любовница французского лейтенанта"

Всякое стихотворение — это покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся, как звёзды, из-за них и существует стихотворение.

Александр Александрович Блок

Поэты древности в отличие от современных редко создавали больше дюжины стихотворений в течение своей долгой жизни. Оно и понятно: все они были отменными магами и не любили растрачивать себя на пустяки. Поэтому за каждым поэтическим произведением тех времен непременно скрывается целая Вселенная, наполненная чудесами - нередко опасными для того, кто неосторожно разбудит задремавшие строки.

Макс Фрай. "Болтливый мертвец"

Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:…

Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
- Мои стихи не печка, не море и не чума!

Владимир Владимирович Маяковский

Стихи - это наша внутренняя музыка, облеченная в слова, пронизанная тонкими струнами смыслов и мечтаний, а посему - гоните критиков. Они - лишь жалкие прихлебалы поэзии. Что может сказать критик о глубинах вашей души? Не пускайте туда его пошлые ощупывающие ручки. Пусть стихи будут казаться ему нелепым мычанием, хаотическим нагромождением слов. Для нас - это песня свободы от нудного рассудка, славная песня, звучащая на белоснежных склонах нашей удивительной души.

Борис Кригер. "Тысяча жизней"

Стихи - это трепет сердца, волнение души и слёзы. А слёзы есть не что иное, как чистая поэзия, отвергнувшая слово.

Ф. И. Тютчев – выдающийся представитель русской философской лирики ХIХ века, великий русский поэт, стихотворениями которого восхищался А. С. Пушкин. Тютчев, не будучи поэтом «по профессии», писал на грани озарения, с сердцем, «полным тревоги», и оттого книга его стихотворений, по известному надписанию Фета, «томов премногих тяжелей». Лирика Тютчева проникнута страстной, напряженной мыслью, острым чувством трагизма жизни, отражает сложность и противоречивость действительности, часто в образах природы. Любовной лирике поэта свойственны исповедальность, осмысление любви как фатальной силы, ведущей к опустошению и гибели. Настоящее издание достаточно полно представляет поэтическое наследие Ф. И. Тютчева: в книгу вошли почти все стихотворения поэта – 365 из 404 известных.

Из серии: Библиотека Всемирной Литературы

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Стихотворения (Ф. И. Тютчев) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Предисловие

«Его ум и его сердце были, по-видимому, постоянно заняты: ум витал в области отвлеченных, философских или исторических помыслов; сердце искало живых ощущений и треволнений; но прежде всего и во всем он был поэт, хотя собственно стихов он оставил по себе сравнительно и не очень много».

И.С. Аксаков, «Биография Федора Ивановича Тютчева» (1886)

Поэзия и политика были главными увлечениями Тютчева. Поэт он был, как выразился первый его биограф И.С. Аксаков, «по призванию, которое было могущественнее его самого, но не по профессии », и стихи «не писал, а только записывал ». Они являлись под впечатлением минуты, переживаемой со всем напряжением ума и сердца. Взмах ресниц, вспышка зарницы или полет мотылька в стихах Тютчева причастны к «жизни божески-всемирной» – к стихиям природы и тайнам истории. Он был одарен свойством видеть мир целиком – с «шевелящимся» на дне его хаосом и «небом серафимских лиц» над ним, с его «минутами роковыми» и тишиною воскресных дней. И Россия, по словам того же Аксакова, «представлялась ему не в подробностях и частностях, а в своем целом объеме, в своем общем значении, – не с точки зрения нынешнего дня, а с точки зрения мировой истории». Поэтому и политические статьи Тютчева, как и его стихи, в которых речь идет о всемирном предназначении и будущем России, до сих пор не потеряли своей убедительности, хотя, по всей видимости, его прогнозы – возможно, чересчур дальновидные – и не сбылись. В них чувствуется вдохновение прорицателя, правда, отталкивающегося порой от каких-то уж слишком сиюминутных обстоятельств, а то и от спиритических сеансов – модной одно время светской новинки:

Стоим мы слепо пред Судьбою,

Не нам сорвать с нее покров…

Я не свое тебе открою,

Но бред пророческий духо́в…

(«На новый 1855 год»)


И.С. Тургенев обращал внимание на «соответственность таланта Тютчева с жизнью автора». Действительно, сочинявший и мысливший словно бы по наитию, на грани озарения, с сердцем, «полным тревоги», Тютчев мало был приспособлен к обыденной жизни в семье, на службе, среди литераторов. «Он совершенно вне всяких законов и правил, – записала однажды в своем дневнике дочь поэта. – Он поражает воображение, но в нем есть что-то жуткое и беспокойное». Неудивительно, что, самоотверженно любимый несколькими женщинами, он причинял им страдание, а в стихах с особенной силой выразил трагическую сторону любви. Тонкий знаток европейской политики, к тому же долго прослуживший в дипломатическом ведомстве, он почти не проявил себя как практический деятель. Наконец, «один из лучших лириков, существовавших на земле» (по выражению знавшего цену этим словам А.А. Фета), Тютчев так и не сделал того, что называется литературной карьерой. До 50-летнего возраста он как поэт был почти никому не известен, да и потом число ценителей его поэзии еще долго оставалось невелико. В двух прижизненных сборниках, вышедших почти без участия автора в 1854 и 1868 гг., в общей сложности было менее двухсот стихотворений, причем в основном довольно коротких. Количество известных сейчас стихотворений Тютчева вдвое больше, но и этого для профессионального литератора, прожившего долгую жизнь, было бы «не очень много». Зато такая умеренная плодовитость, как и отсутствие прочных связей с литературными кругами, хорошо гармонировали с романтически-независимым духом его творчества.

Есть свидетельства, что Тютчев не заботился о сохранности своих стихов, и некоторые из них, вероятно, теперь навсегда утрачены, но все сохранившееся обладает исключительной весомостью. По известному надписанию Фета на книжке стихотворений Тютчева (1883), она получилась «томов премногих тяжелей»:

В сыртах не встретишь Геликона,

На льдинах лавр не расцветет,

У чукчей нет Анакреона,

К зырянам Тютчев не придет.

Но муза, правду соблюдая,

Глядит, – а на весах у ней

Вот эта книжка небольшая

Томов премногих тяжелей.

«Патент на благородство», как видно, выдается нам за явленную в поэзии Тютчева «утонченную жизнь» «мощного духа» – сочетание, в общем-то, необыкновенное и отчасти парадоксальное, но верно характеризующее одну из ярких особенностей этой поэзии.

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря н. ст.) 1803 г. в селе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Он был вторым ребенком в семье своего отца, отставного гвардейского офицера и помещика среднего достатка, и принадлежал к старинному дворянскому роду, известному со времен князя Димитрия Донского, при котором служил боярин Захарий Тютчев.

Детство поэта прошло в Овстуге и, по большей части, в Москве, где до Отечественной войны 1812 г. и потом, уже после изгнания французов, подолгу жили его родители. Среди тех, с кем они водили знакомство, был В.А. Жуковский. Как-то, уже в 1818 г., юный Тютчев с отцом посетили его в келье Чудова монастыря в Кремле, где он остановился, и в этот момент колокольный звон возвестил о рождении будущего императора Александра II. Это совпадение произвело сильное впечатление на Тютчева: более чем через полвека он вспомнит о нем в одном из своих предсмертных стихотворений – «17-ое апреля 1818» («На первой дней моих заре…»).

В лучших традициях русского дворянства в семье Тютчевых европейская образованность сочеталась с православным благочестием. Воспитателем и учителем к девятилетнему Федору пригласили начинающего поэта и переводчика Семена Егоровича Раича (1790 или 1792–1855), выпускника семинарии и родного брата будущего киевского митрополита Филарета (Амфитеатрова). Раич, поклонник классической поэзии древних, рано привил вкус к ней и Тютчеву и впоследствии вспоминал: «Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляли и утешали меня; года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, – так быстро развивался его любознательный и восприимчивый ум! <…> Он был посвящен уже в таинства поэзии и сам con amore занимался ею; по тринадцатому году он переводил уже оды Горация с замечательным успехом».

Одно из подражаний Тютчева Горацию было прочитано на заседании Общества любителей российской словесности при Московском университете (ОЛРС) 22 февраля 1818 г., а 30 марта его юный автор был принят в Общество со званием «сотрудника» (в один день с Раичем). Менее чем через год состоялось и первое выступление Тютчева в печати – в августе 1819 г. в «Трудах ОЛРС» было опубликовано «Послание Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду».

В ноябре 1819 г. Тютчев поступил на словесное отделение Московского университета, где уже два года к тому времени посещал профессорские лекции в качестве вольнослушателя. Здесь он обрел своего второго наставника в поэзии – профессора словесности Алексея Федоровича Мерзлякова (1778–1830), поэта, критика и теоретика литературы. Он тоже был сторонником испытанного временем классического искусства и, среди прочего, занимался с учащимися разборами русских авторов XVIII в. От него Тютчеву передалось то предпочтение, которое он, в отличие от многих своих сверстников, отдавал духовным и торжественным одам М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина перед новейшей элегической и «легкой» поэзией, обращенной к жизни частного человека. Только этих двоих из русских поэтов он называет в своей большой дидактической оде «Урания», которая была прочитана на торжественном университетском собрании 6 июля 1820 г. Это самое значительное из юношеских произведений Тютчева. В нем выразилась его приверженность к предметам возвышенным и ученым и соответствующей им высокой стилистике. Тема, продиктованная жанром официального стихотворения во славу наук и университета (такие, в частности, сочинял Мерзляков), в «Урании» получила отчасти религиозное освещение: судьбу наук и искусств в истории человечества юный поэт поставил в связь с путями истинного богопочитания на земле. Принципиальную убежденность в назначении поэзии облагораживать человеческие души автор «Урании» еще раз выразил в примерно тогда же сделанном поэтическом «выговоре» А.С. Пушкину за его либеральную оду «Вольность»:

Воспой и силой сладкогласья

Разнежь, растрогай, преврати

Друзей холодных самовластья

В друзей добра и красоты!

Но граждан не смущай покою

И блеска не мрачи венца,

Певец! Под царскою парчою

Своей волшебною струною

Смягчай, а не тревожь сердца!

(«К оде Пушкина на Вольность», 1820)


В те годы, когда юный Пушкин в Петербурге вращался в кругу будущих декабристов, юного Тютчева в Москве занимали вопросы эстетические и философские, в свете которых понятен этот его отклик: он сочувствует вольнолюбивому пафосу автора «Вольности», но предлагает ему послужить высшей цели – смягчению «жестоких сердец». Алкею, представляющему мятежную гражданскую поэзию, Тютчев словно бы противопоставляет образ неназванного Орфея, смягчавшего игрою на лире сердца воинственных и грубых «лесных людей». Так на пушкинскую оду могли бы отреагировать В.А. Жуковский и Н.М. Карамзин, творчество которых было общим для Тютчева и Пушкина нравственным ориентиром.

Нельзя сказать, что Тютчева совсем не затронули волновавшие тогда молодежь либеральные идеи, но они его скорее отталкивали – и не в последнюю очередь как произведенные духом «современности». Неприятие последней поэт с пафосом высказал в полемическом послании «А.Н. М<уравьеву>» (1821): «Нет веры к вымыслам чудесным, / Рассудок все опустошил…» Это первое натурфилософское стихотворение Тютчева, и речь в нем идет о восприятии природы древними людьми и современниками автора. Но и в области политической мысли он позднее всегда будет апеллировать к вере и осуждать прикрывающийся разумными соображениями произвол человеческого «я». Так что неудивителен с юности исповедуемый Тютчевым безукоризненный монархизм – символ доверия вековым установлениям. Незадолго до восстания декабристов в 1825 г., будучи уже дипломатическим чиновником и находясь в России в отпуске, Тютчев приедет из Москвы в Петербург и в самый день восстания на Сенатской площади 14 декабря будет неподалеку от места событий, но его в итоге не коснется и тень подозрения. На обнародование приговора декабристам в 1826 г. он, уже из-за границы, откликнется с исключительною суровостью – и вполне искреннею, поскольку до смерти поэта почти никто не видел этого стихотворения:

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена -

И ваша память от потомства,

Как труп в земле, схоронена.


Университет Тютчев окончил в два года (вместо обычных трех) и в декабре 1821 г. был выпущен кандидатом словесных наук. Вскоре он переехал в Петербург и поступил на службу в Коллегию иностранных дел, а уже в июне 1822 г., при посредничестве своего родственника графа А.И. Остермана-Толстого, отправился в Мюнхен, столицу Баварского королевства, куда был причислен к русской дипломатической миссии «сверх штата». Едва ли он тогда думал, что на «чужой стороне» ему предстоит провести двадцать два лучших года жизни.

Мюнхен в период службы в нем Тютчева претендовал на статус культурного и политического центра Германии. Баварский король Людвиг I, взошедший на престол в 1825 г., пожелал образовать из своей столицы «вторые Афины» и отчасти преуспел в своих начинаниях, привлекая в город известных художников, архитекторов и ученых. В 1826 г. в Мюнхен был перенесен один из старинных немецких университетов. В 1827 г. в нем начал читать лекции Фридрих Шеллинг – наиболее почитавшийся в московском окружении Тютчева немецкий философ. В 1828 г. в Мюнхене поселился Генрих Гейне – восходящая европейская знаменитость. С Шеллингом у Тютчева установились хорошие личные отношения, так что он не раз выступал посредником между философом и приезжавшими к нему за наукой русскими путешественниками. С близким себе по возрасту Гейне Тютчев завязал дружеские отношения: немецкий поэт в письмах того периода именовал его не иначе как «мой друг» и даже «мой лучший друг». Первые переводы из Гейне на русский язык принадлежат именно Тютчеву. Всего он перевел 10 его стихотворений, причем первые переводы были сделаны еще до их знакомства, а последний – уже незадолго до смерти Тютчева.

Вообще, ко второй половине 1820-х гг. относится большинство тютчевских переводов, и среди них не только неизбежные для проживающего в Германии русского поэта той поры Гете и Шиллер, но и, например, отрывки из драм Шекспира, Ж. Расина, В. Гюго. Для Тютчева это были своего рода поэтические упражнения, но всякий раз он избирал нечто близкое себе по тематике. Сам он более всего ценил свои переводы из «Фауста» Гете и, когда в 1831 г. по ошибке сжег многие свои стихотворения, особенно сожалел о полностью переведенном им первом акте второй части «Фауста».

В тот же период Тютчев сложился как оригинальный поэт, но на родине об этом догадывались только его друзья, поскольку в печати появлялись лишь отдельные стихотворения и, как правило, без полной подписи. Раич в издаваемом им журнале «Галатея» в 1829–1830 гг. поместил более 15 новых стихотворений Тютчева, но практически никто их не заметил и не оценил по достоинству. Та же судьба постигла и другую, гораздо более весомую публикацию в пушкинском «Современнике» в 1836 г. Она состоялась по инициативе И.С. Гагарина, сослуживца Тютчева и поклонника его поэзии, который, приехав в Россию, удивился, что здесь его друг как поэт никому не известен. Он сумел получить от Тютчева списки его стихотворений (в том числе уже публиковавшихся) и показал их Жуковскому и П.А. Вяземскому, которые, в свою очередь, передали их Пушкину, а он уже отобрал из них 24 стихотворения для своего журнала. Они появились в 1836 г. в третьем и четвертом томах «Современника» под общим заглавием «Стихотворения, присланные из Германии» и за подписью «Ф.Т.». Эта публикация в свое время также не стала заметным событием – возможно, из-за гибели Пушкина, заслонившей собою все последние литературные новинки. Но главным образом, в этом видимом отсутствии общественной реакции на стихотворения Тютчева сказалась его отчужденность от отечественных литературных кругов, объясняемая как житейскими обстоятельствами, так и нежеланием поэта прославиться в качестве профессионального литератора. М.П. Погодин, его университетский приятель, живший как раз литературным трудом, встретившись с Тютчевым в один из его приездов в Россию еще в 1820-х гг., с неудовольствием отметил, что «от него пахнет двором». Иными словами, бывшему однокашнику он показался вполне упоенным своими успехами в свете и при дворе.

Между тем к своей дипломатической карьере Тютчев относился довольно беспечно. Гораздо большее место в его жизни занимали сердечные увлечения, с удивительным постоянством обращавшиеся в драмы со скандальным оттенком. Лишь первое из известных увлечений поэта – Амалией Лёрхенфельд (1808–1888), внебрачной дочерью баварского дипломата и двоюродной сестрой великой княгини Александры Федоровны (в скором будущем императрицы, жены Николая I) – было мимолетно и ничем не омрачено. В 1825 г. она вышла замуж за сослуживца Тютчева по мюнхенской дипломатической миссии барона А.С. Крюденера. Эта романтическая влюбленность памятником по себе оставила лишь смутное семейное предание, связавшее с нею два редких у Тютчева по-пушкински умиротворенных стихотворения «Я помню время золотое…» (1836) и «Я встретил вас – и все былое…» (1870).

В 1826 г. Тютчев по страстной влюбленности женился на вдове русского дипломата Элеоноре Петерсон (урожденная графиня Ботмер, 1800–1838). Брак был заключен по лютеранскому обряду, незаконному в глазах Православной Церкви и русского правительства. Православное венчание дипломатического чиновника за границей требовало продолжительных хлопот, и Тютчев озаботился этим лишь накануне рождения дочери и после назначения его вторым секретарем посольства. Обвенчались они в начале 1829 г. в греческой православной церкви, незадолго до того открывшейся в Мюнхене. Вскоре Элеонора Федоровна, уже имевшая от первого брака четырех детей, родила Тютчеву трех дочерей – Анну (в замужестве Аксакова, 1829–1889), Дарью (1834–1903) и Екатерину (1835–1882).

Брак, казалось, был вполне счастлив, но в 1833 г. поэт познакомился с замужней баронессой Эрнестиной Дёрнберг (урожденная баронесса Пфеффель, 1810–1894), в том же году она овдовела, а еще через некоторое время между ними завязался бурный роман, стоивший тяжких потрясений первой жене поэта. В 1837 г. вместе с семьей Тютчев приезжает в Россию, где получает назначение на должность первого секретаря русского посольства в Турине, столице Сардинского королевства, и вскоре, оставив семью в Петербурге, отбывает к месту службы. В Италии в конце 1837 г. он вновь встречается с Эрнестиной, полагая, что это их последняя встреча, но за нею только последовали новые свидания в разных городах Европы (эти перипетии отразились в ряде стихотворений 1830-х гг.: «Еще земли печален вид…», «1-ое декабря 1837», «С какою негою, с какой тоской влюбленной…», «Итальянская villa» и др.). А между тем, в мае 1838 г. пароход «Николай I», на котором жена Тютчева возвращалась с детьми к мужу, как сообщали тогда газеты, «сгорел в море» у берегов Любека (среди его пассажиров был юный И.С. Тургенев, описавший позднее это событие в очерке «Пожар на море»). Элеонора Федоровна сумела спасти детей, но во время пожара она простудилась и в августе того же года умерла. Тютчев, проведя ночь у ее гроба, по свидетельству знавших его, «поседел в несколько часов».

В октябре 1838 г. он писал Жуковскому: «Есть ужасные годины в существовании человеческом… пережить все, чем мы жили жили в продолжение целых двенадцати лет… Что обыкновеннее этой судьбы – и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить… Есть слова, которые мы всю нашу жизнь употребляем, не понимая… и вдруг поймем… и в одном слове, как в провале, как в пропасти, все обрушится». Это одно из немногих писем Тютчева, написанных по-русски (обычно письма он писал на французском языке). Понадобился родной язык, чтобы передать боль постигшей его утраты. Позднее слова из этого письма перейдут в стихотворение о смерти уже другой женщины: «О Господи!.. и это пережить … / И сердце на клочки не разорвалось…» («Весь день она лежала в забытьи…», 1864). А пока он на десять лет почти вовсе перестанет писать стихи (с 1839 по 1848 г. – меньше десятка стихотворений), и одно из первых после длительного перерыва будет посвящено памяти первой жены:

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной везде, всегда,

Недостижимый, неизменный, -

Как ночью на небе звезда…

(«Еще томлюсь тоской желаний…», 1848)


Жуковский же, встретившись с Тютчевым вскоре после получения процитированного письма, записал в своем дневнике с недоумением: «Он горюет о жене, которая умерла мученическою смертью, а говорят, что он влюблен в Минхене». Это тоже была правда. Уже в марте 1839 г. Тютчев получил разрешение на брак с Эрнестиной Дёрнберг. Однако, не имея возможности венчаться с нею в Италии, он просил еще и об отпуске и, так и не получив его, самовольно оставил посольство и на несколько месяцев уехал в Швейцарию, где в июле 1839 г. они венчались по двум обрядам – православному и (что требовалось для детей Эрнестины от первого мужа) католическому. От этого второго брака Тютчева также родились дети – дочь Мария (в замужестве Бирилева, 1840–1872) и сыновья Дмитрий (1841–1870) и Иван (1846–1909).

В результате своего проступка Тютчев в том же году был снят с должности секретаря посольства в Турине, попросил об отставке и вернулся в Мюнхен. В 1841 г. он был официально уволен со службы и в наказание за новые самовольные отлучки лишен придворного звания камергера. До 1844 г. он еще жил в Мюнхене, но, тяготясь своим неопределенным положением, все-таки принял решение вернуться на родину. «Хоть я и не привык жить в России, – писал он родителям, – но думаю, что невозможно быть более привязанным к своей стране, нежели я, более постоянно озабоченным тем, что до нее относится. И я заранее радуюсь тому, что снова окажусь там».

В конце сентября 1844 г. Тютчев с семьей вернулся в Россию и через полгода, в марте 1845 г., был вновь зачислен на службу в Министерство иностранных дел. Этому предшествовала публикация в 1844 г. написанной Тютчевым по-французски политической статьи «Россия и Германия», в которой император Николай I, по его словам, «нашел свои мысли». В высшем петербургском обществе Тютчев был принят с восторгом как знаток европейской политики и блестящий острослов. Когда, по обыкновению

рассеянный и погруженный в себя, он появлялся в свете и начинал говорить, присутствующие старались не пропустить очередного афоризма. Князь П.А. Вяземский, главный соперник Тютчева в светском острословии, близко сошедшийся с ним в эти годы, говорил, что из его высказываний следовало бы составить «Тютчевиану» – и вышла бы «прелестная, свежая, живая современная антология» (спустя полвека после смерти поэта, в 1922 г., сборник с таким названием действительно составит и издаст Г.И. Чулков). Это были, однако, в основном не легкие шутки, а саркастические или гневные замечания на злобу дня – чаще всего о тупости российского правительства и кознях западных держав. Всякая сиюминутная мелочь в его словах обретала значительность исторического предзнаменования, причем отточенность тютчевских формулировок поражала не меньше, чем парадоксальность и смелость его суждений.

Дело было не только в живости ума поэта и дипломата, но и в том, что у него к этому времени сложилась стройная система взглядов на историю и политику. К концу 1840-х гг. он даже отчасти изложил ее письменно – в оставшемся незавершенным трактате «Россия и Запад». Как отдельные главы в него должны были войти изданные на французском языке статьи Тютчева – «Россия и Германия» (уже упоминавшаяся), «Россия и Революция» (1849) и «Папство и римский вопрос» (1850). В общих чертах свою систему он изложил и в особой докладной записке, поданной им Николаю I в июне 1845 г. (впрочем, никто эту записку и не подумал рассматривать как руководство к действию).

По Тютчеву, в мире есть только одна законная Империя, и в настоящий момент это православная самодержавная Россия, преемница христианской Восточной Римской империи, Византии. «Тело» ее – это славянство, которое призван объединить под своим началом русский царь, а «душа» – Восточная Православная Церковь, которая есть Церковь единственная и всемирная. Западная Европа, некогда отпавшая от церковного единства, соблазнилась его призраком в подчинении папскому престолу. В результате она веками страдала от бесчисленных конфликтов и разделений, преодоление которых возможно было лишь на основе насилия, поскольку, отвергая освободивший человечество закон Христа, люди неминуемо возвращаются к рабству. Современная западная цивилизация уже открыто поставила на первое место культ силы и человеческого «я» и тем обнаружила свою антихристианскую сущность. Эта цивилизация обречена на самоуничтожение, поскольку принципом ее существования является Революция, отвергающая всякий авторитет и несовместимая с принципом Власти. Поэтому потерпел поражение Наполеон, пытавшийся заменить театральными имперскими декорациями то, от чего Запад отрекся задолго до Французской революции, – законную Власть, действительно санкционированную свыше. Восторжествовавший на Западе культ материальных интересов и беззастенчивый эгоизм в личных и государственных отношениях ведут к торжеству грубой силы и концу времен. Его предзнаменование – это волна больших и маленьких революций, прокатившаяся по всей Европе в 1848–1849 гг. Встать на пути Революции и спасти Запад и саму себя от неизбежной катастрофы может лишь Россия как единственная в мире законная Империя. Под скипетром русского царя должны объединиться все славянские народы, а затем и весь православный Восток, после чего и католический Рим вернется в лоно истинной Церкви. Столицами этой чаемой Тютчевым христианской империи, простирающейся «от Нила до Невы, от Эльбы до Китая», станут Москва, Константинополь и Рим (стихотворение «Русская география», 1848 или 1849). Скреплять ее будет не сила, а единство истинной веры, свободное подчинение власти, предписанное христианам, и взаимная любовь между людьми. Об этом же говорится в позднейшем восьмистишии «Два единства» (1870).

Таким образом, по Тютчеву, в мире остались лишь две силы – Россия и Революция, и от исхода борьбы между ними зависит его судьба. В одном стихотворении они олицетворяются в образах утеса и моря, пытающегося подмыть его основание («Море и утес», 1848). Отсюда же страстный призыв поэта к России: «Мужайся, стой, крепись и одолей!» («Ужасный сон отяготел над нами…», 1863). Это не мечты об имперской экспансии и даже не политическая теория, а религиозная историософия, от которой можно отмахнуться, но с которою бессмысленно спорить. Это предмет веры, как сама Россия, уподобленная Тютчевым Ноеву ковчегу в известном четверостишии «Умом Россию не понять…» (1866).

Однако тютчевская историософия, как и следовало ожидать, совершенно разошлась с современной политической реальностью. Словно в насмешку над историческими прозрениями поэта, в 1853 г. грянула Крымская война, которую сам он как-то назвал «войной кретинов с негодяями». Антихристианский Запад в союзе с мусульманскою Османской империей, угнетательницей православных народов, вновь воздвигся на христианскую Россию. При начале осады Севастополя Тютчев взывал к ней:

Ложь воплотилася в булат;

Каким-то Божьим попущеньем

Не целый мир, но целый ад

Тебе грозит ниспроверженьем…

Все богохульные умы,

Все богомерзкие народы

Со дна воздвиглись царства тьмы

Во имя света и свободы!

Тебе они готовят плен,

Тебе пророчат посрамленье, -

Ты – лучших, будущих времен

Глагол, и жизнь, и просвещенье!

(«Теперь тебе не до стихов…», 1854)


И Запад все-таки победил. Для России война закончилась сокрушительным поражением. Тютчев винил в этом правящую верхушку, слепую, на его взгляд, и чуждую самой России. «Если бы я не был так нищ, – писал он жене незадолго до сдачи Севастополя, – с каким наслаждением я тут же швырнул бы им в лицо содержание, которое они мне выплачивают, и открыто порвал бы с эти скопищем кретинов, которые, наперекор всему и на развалинах мира, рухнувшего под тяжестью их глупости, осуждены жить и умереть в полнейшей безнаказанности своего кретинизма».

И еще: «Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя».

Тютчев вернулся к стихам под впечатлением от европейских событий в самом конце 1840-х гг. И, по замечательному совпадению, тогда же состоялось настоящее открытие его поэзии, честь которого принадлежит Н.А. Некрасову. В статье «Русские второстепенные поэты» (1850) он перепечатал все тютчевские стихи, когда-то появившиеся в пушкинском «Современнике», и сопроводил их восторженными комментариями. Некрасов не знал, кто скрывается за инициалами «Ф.Т.», но решительно отнес этого автора «к русским первостепенным поэтическим талантам», наряду с Пушкиным и Лермонтовым.

Авторство стихов скоро выяснилось, и в 1854 г. Некрасов в том же «Современнике» поместил 92 стихотворения Тютчева (среди них множество совсем новых), а сразу вслед за этим издал первый его отдельный сборник. Готовил издание И.С. Тургенев, ставший страстным поклонником поэта. По его словам, Тютчев мог бы сказать о себе, что «он создал речи, которым не суждено умереть». Это были речи возвышенные и не до конца понятные, но обладавшие неотразимым поэтическим обаянием. Человек в них, «как бог», «шагал по высям творенья». В них были пиры богов, на которые допущены только изгнанник домашних очагов и тот, «кто посетил сей мир в его минуты роковые», и непреклонные человеческие сердца, на чью безнадежную борьбу олимпийские боги взирают с завистью. Были «пылающие бездны» и «светлость осенних вечеров», «грохот летних бурь» и «слезы людские» – «безвестные», «незримые» и «неисчислимые». Была жизнь русской женщины, проходящая «в краю безвестном, безымянном, на незамеченной земле», и судьба самого этого «края долготерпенья» – родной земли, которую всю «в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя».

В одночасье Тютчев стал любимым поэтом едва ли не всех выдающихся русских литераторов своего времени. На этой любви сходились не сходившиеся больше ни в чем Н.А. Добролюбов и А.А. Фет, Н.Г. Чернышевский и Л.Н. Толстой, как-то сказавший, что без стихов Тютчева вообще «нельзя жить». Но сам поэт едва ли мог наслаждаться внезапно обрушившимся на него литературным признанием. Ему, как и «слову русскому» в дни Севастопольской обороны, было «не до стихов». «Ум» его был занят осмыслением поражения в войне и построением дальнейших прогнозов, а «сердце» было погружено в новые «треволнения».

В 1850 г. завязался роман Тютчева с 24-летней Еленой Александровной Денисьевой (1826–1864), племянницей директрисы Смольного института благородных девиц, где воспитывались дочери поэта. Это была единственная русская женщина в его жизни – и самая роковая, «последняя любовь».

Тайна их встреч в нарочно нанятой квартире скоро была разоблачена. От Денисьевой отрекся отец, тетка была с позором изгнана из института. При живой жене и детях от двух браков Тютчев открыто зажил с ней как с законной супругой. Это продолжалось четырнадцать лет, в течение которых родилось трое детей, которых Тютчев официально усыновлял (пережил отца только Федор Федорович Тютчев (1860–1916), ставший впоследствии известным военным писателем). Скандальность положения усугублялась тем, что с действительно законной женой – Эрнестиной Федоровной – он все это время и не думал разводиться, сохраняя к ней не только привязанность, но едва ли не все прежние чувства (были и обращенные к ней стихи – «Не знаю я, коснется ль благодать…», 1851; и др.).

На фактическое двоеженство известного своим экстравагантным поведением поэта и близкого ко двору высокопоставленного чиновника (с 1858 г. Тютчев занимал должность председателя Комитета иностранной цензуры) в свете смотрели сквозь пальцы, но Денисьева от «хорошего общества» была безвозвратно отлучена. Тютчева она любила со всей страстью отчаявшейся женщины, но их «семейная» жизнь, конечно, была тяжела и наполнена нешуточными страданиями. Эта любовь была «слияньем» двух «родных душ» и их «поединком роковым». Самые мучительные любовные стихотворения Тютчева принадлежат именно к так называемому «денисьевскому» циклу, условно выделяемому исследователями. В общей сложности к нему относятся не менее 15 стихотворений, объединенных образом возлюбленной – измученной, погибающей и, наконец, погибшей по вине поэта. В отличие от почти одновременно создававшегося «панаевского» цикла любовной лирики Некрасова, у Тютчева полностью отсутствуют низменные бытовые подробности и связный сюжет, по которому можно было бы проследить историю его отношений с Денисьевой. Стихотворения цикла объединяет обнаженность трагизма и неотвратимость этих отношений и безоговорочное признание того, что возлюбленная поэта – большая страдалица, чем он сам. Это не столько любовная драма, сколько трагедия совести. Самоосуждение и сознание невозможности что-либо изменить – сквозные мотивы этого цикла:

Не говори: меня он, как и прежде, любит,

Мной, как и прежде, дорожит…

О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,

Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.

(«Не говори: меня он, как и прежде, любит…», 1850)

Судьбы ужасным приговором

Твоя любовь для ней была,

И незаслуженным позором

На жизнь ее она легла!

(«О, как убийственно мы любим…», 1851)


Смерть Денисьевой от чахотки 4 августа 1864 г. потрясла Тютчева. Он, видимо, в действительности, а не только в стихах винил во всем только себя. Воспоминанию о смерти возлюбленной посвящена едва ли не треть стихотворений «денисьевского» цикла – «Весь день она лежала в забытьи…», «Есть и в моем страдальческом застое…», «15 июля 1865 г.» («Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло…»), «Накануне годовщины 4 августа 1864 года», «23 ноября 1865 г.» («Нет дня, чтобы душа не ныла…») и др.

Сразу же, в августе 1864 г., Тютчев уезжает за границу к находившейся там семье. Осень и зиму 1864 г. он проводит в Женеве и Ницце, но почти во всех написанных там стихотворениях звучит тема смерти любимого существа, что позволяет также отнести их «денисьевскому» циклу:

О, этот Юг, о, эта Ницца!..

О, как их блеск меня тревожит!

Жизнь, как подстреленная птица,

Подняться хочет – и не может…

Нет ни полета, ни размаху -

Висят поломанные крылья,

И вся она, прижавшись к праху,

Дрожит от боли и бессилья…

(«О, этот Юг, о, эта Ницца!..»)

(«Утихла биза… Легче дышит…»)


В 1868 г. вышел второй сборник стихотворений Тютчева, подготовленный И.С. Аксаковым, мужем старшей дочери поэта Анны, но былого энтузиазма он даже среди литераторов не вызвал. Короткая поэтическая эпоха 1850-х гг. закончилась, и стихи снова вышли из моды (воскрешение интереса к поэзии Тютчева произойдет только на рубеже XIX – XX вв.). И, кроме того что в новом сборнике резко увеличилась доля стихов политического содержания, которые не могли вызвать сочувствие читателей, не сочувствовавших политическим взглядам поэта, многие из них могли показаться слишком официальными и необязательными относительно повода их сочинения. Между тем именно в них в первую очередь и выразилось новое направление его поэзии, которое один близкий Тютчеву критик, Н.В. Сушков, еще в 1854 г. охарактеризовал как «религиозно-политическое» и «православно-патриотическое». В 1860-х гг. это были стихотворения к юбилеям М.В. Ломоносова, Н.М. Карамзина, П.А. Вяземского, А.М. Горчакова и др., а также ряд программных стихотворений, приуроченных к торжествам в Славянском благотворительном комитете («Гус на костре» и мн. др.). В них Тютчев не только высказал свои задушевные убеждения, но и по-новому возродил традиции дидактической поэзии и официальной торжественной оды XVIII в., которые так импонировали ему в юности.

В последние годы жизни Тютчева постигла череда утрат. По возвращении его из-за границы в 1865 г. один за другим умерли двое рожденных от Денисьевой детей и мать поэта, в 1870 г. – единственный брат Николай и сын Дмитрий, в 1872 г. – дочь Мария. В одну из горьких минут, за год до собственной кончины, поэт посвятил жене такое четверостишие:

Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон,

Одну тебя при мне оставил он,

Чтоб я ему еще молиться мог.

Но и стоя «на роковой очереди» у смерти, Тютчев не изменил себе и избежал «малодушных укоризн» «на изменяющую жизнь», не утратив способности видеть в ней сразу преходящее и вечное:

Чему бы жизнь нас ни учила,

Но сердце верит в чудеса…

И увядание земное

Цветов не тронет неземных,

И от полуденного зноя

Роса не высохнет на них.

(«А.В. Плетневой», 1870)


Жгучего интереса к политике он не утратил – даже в предсмертной болезни и на смертном одре, когда слово уже плохо слушалось поэта. Последним его прижизненным выступлением в печати стал саркастический и глубокомысленный стихотворный отклик на позорный плен и смерть Наполеона III. Наблюдая, как торжествует спаянная «железом и кровью» объединенная Бисмарком Германия и как «все гуще сходят тени на одичалый мир земной» («Памяти М.К. Политковской», 1872), Тютчев продолжал надеяться, что Россия одолеет Революцию.

Русские войска тогда с победами проходили Среднюю Азию, и последним вопросом, который задал ненадолго пришедший в сознание поэт собравшимся у его постели, был вопрос о политике: «Какие получены подробности о взятии Хивы?»


О нем говорили выдающиеся умы классической русской литературы. Для Льва Толстого он был любимым поэтом, Некрасов называл его творения блестящим явлением русской поэзии, а Пушкин просто восхищался его работами. За годы своей деятельности он не написал бесчисленные сборники, его работы - это не многотомное издание, а всего 250 стихов и несколько публицистических статей. Его произведения считаются философской лирикой. Тютчев Федор Иванович - именно о его творчестве и пойдет речь.

Немного о поэте

Тютчев родился в семье дворян, происходивших из старинного рода. Детство провел в родовом имении в Орловской губернии. Его первым учителем был поэт Семен Егорович Раич, именно он привил будущему стихотворцу любовь к поэзии, знакомя маленького Тютчева с лучшими произведениями мировой литературы.

Начиная с 1819 года Федор учится на словесном отделении Московского университета. В 1822 году приступает к службе в Министерстве иностранных дел. В этом же году благодаря связям получает рабочее место в Мюнхене, но лишь через 6 лет сможет немного повысить свое служебное положение. Однако Тютчев никогда не хотел делать карьеру, хотя дополнительные финансовые возможности не были бы для него лишними. 22 года Федор провел за границей, дважды был женат и в совершенстве владел французским языком. Даже переписку вел на французском, однако никогда не терял связи со своей родной Россией.

Сила родного языка

Русский язык был для поэта некой святыней. Незримым, ментальным тотемом, силу которого нельзя было растрачивать понапрасну. И хранил он свой родной язык исключительно для поэзии.

При анализе философской лирики Тютчева можно сказать , что как поэт он состоялся на границе 1820- 1830-х годов . Впервые о нем заговорили, когда вышел первый сборник «Стихотворения, присланные из Германии», в который вошло 24 произведения. Второй раз Тютчева как выдающегося поэта открыл миру Некрасов, посвятив его творчеству статью, в которой назвал Федора «первостепенным поэтическим талантом». Так какая же она - философская лирика Тютчева?

Со вкусом философии

Произведения Тютчева носят в основном философский характер, хотя в его арсенале были стихи политического и исторического содержания. Но как говорил Тургенев: «Тютчев - это поэт мысли. Мыслью начинается каждое его стихотворение, и вспыхивает она, как огненный маяк».

Конечно, глупо рассматривать его произведения сквозь призму действующих философских школ и концепций. Намного важнее понять, какие мысли и чувства скрываются за этими тезисами. Для России Тютчев был поэтом будущего: то, что в Европе уже давно стало обыденностью, только начинало зарождаться в его родной стране. Но стоит отдать ему должное: он, пришедший из отсталой страны, стал своим в этом новом мире, что уже оправился от Французской революции и строил новое буржуазное общество. В отличие от своих братьев по перу, Тютчев никому не подражал, не воспроизводил на свет подсобных иллюстраций для других авторов. Он имел свой взгляд и свою мысль, которые так ярко прослеживаются в его лирике.

Горный родник

Так почему лирику Тютчева называют философской? Как верно подметил когда-то Иван Аксаков, для Тютчева жить означало мыслить. А что, как не мысль, рождает философию? У Тютчева эта мысль часто оформлялась в рифмованные строки и становилась сильным символом. Такие произведения говорят намного больше, чем хотел воспеть сам поэт. К примеру, в образах скалы и моря (стихотворение «Море и утес ») автор всего лишь хотел показать, насколько бессильными являются революционные движения против русского народа. Но читатель может трактовать эти символы по-своему, и стихотворение не утратит от этого своего первоначального очарования.

Философская лирика Тютчева базируется на мысли, здравом восприятии всего происходящего, но вместе с этим поэту удается вкладывать в свои произведения бессознательное мироощущение. Благодаря непревзойденной творческой интуиции это пресловутое «бессознательное» и является тем горным родником, что проникает и питает его поэзию.

Основные мотивы

Особенности философской лирики Тютчева заключаются в мотивах хрупкого и призрачного бытия. Все, что прошло - не более чем призрак. Это обычный образ минувшего в творчестве Тютчева. Поэт уверен, что от прожитой жизни не остается ничего, кроме воспоминаний, но даже они со временем исчезнут, сотрутся из памяти и рассыплются на тысячи незримых частиц. И даже настоящее Тютчев считал призраком, раз оно так быстро и неумолимо исчезает.

Такие чувства ярко выражены в произведении «День и ночь», в котором мир является всего лишь иллюзией, что находится над кромешной бездной. День угасает, и перед человеком открывается настоящая реальность - кромешная тьма и полное одиночество, где нет ни искры, ни опоры. Эти строки не более чем слова оторванного от мира человека, что проживает свои дни за пределами социума, наблюдая за ним и размышляя о вечном. Но есть в философской лирике Тютчева и другая сторона.

Космос, хаос, вечность, человек

У Тютчева неразрывно связаны между собой Вселенная и человек. Темы и мотивы философской лирики Тютчева основаны на осязании целостности окружающего мира, но эта целостность невозможна без противостояния биполярных сил. Мотивы вечности, Вселенной, истоков жизни приобретают особое значение в лирике поэта.

Порядок и хаос, свет и тьма, день и ночь - о них говорит в своих работах Тютчев. День он характеризует как «блистательный покров», а ночь представляется ему бездной человеческой души. Своеобразие лирики Тютчева заключается в том, что он видит в хаосе некую притягательность и красоту. Поэт считает, что подобный беспорядок является тем фактором, который отвечает за развитие и созидание. Хаос вечен. Из него возникает свет, из света образуется Космос, и он же превращается в холодную тьму, где зарождается хаос, из которого вновь начнет струиться свет...

Природа и человек

Бесценными экземплярами в творчестве поэта выступают и те стихотворения, что были посвящены пейзажам. Навсегда в его сердце отпечатались очертания родимых просторов, и какой бы ни была погода, когда он приезжал на родину, Тютчев всегда восхищался первозданной красотой мира. Пускай для кого-то осень - это лишь зябкий ветер и размытые дождями дороги, но поэт видел намного больше: «Весь день стоит как бы хрустальный, И лучезарны вечера».

Но большее внимание следует уделить человеку и природе в лирике Тютчева. Их единение описывается невообразимым противоречием. С одной стороны, человек является частью этого мира и должен жить с ним в гармонии, сливаясь с физической природой. С другой, человек и есть целый непознанный мир, что таит в себе хаос, и такое слияние опасно.

Сама по себе природа в творчестве поэта наделена человеческими характеристиками. Окружающий мир - это живой организм, способный чувствовать, мыслить и радоваться. Если наделять окружающий мир такими чертами, природа начинает восприниматься как живой человек. Эту тенденцию легко проследить в произведениях «Летний вечер», «Осенний вечер», где природа не просто наделена некими чертами, присущими людям - она полностью очеловечена.

Сияние разума

Великолепная философская лирика, стихи Тютчева о разных гранях жизни стали неоцененным достоянием классической русской литературы. Поэт затрагивает темы не только природы, общества или чувств, но и человеческого разума. Тютчев свято верил в то, что познание окружающего мира происходит только после осознания человеком своего естества. В стихотворении «Молчание» он восклицает: «Лишь жить в себе самом умей!»

Человеческая душа, чувства, желание познавать и созидать прекрасны сами по себе, вот только они наталкиваются на жестокую реальность, которая так призрачна и быстротечна. И пишет об этом поэт, и тоскует о том, что все мимолетно , но главная его печаль в том, что все это предопределено .

«Нам не дано предугадать»

Лучшим примером философской лирики поэта можно назвать стихотворение, состоящее всего лишь из одной строфы, но при этом имеющее законченную мысль. Стихотворение «Нам не дано предугадать» образно можно поделить на две части. В первой поэт говорит о человеческой непредсказуемости. Он не знает, как общество воспримет его творчество (а эта проблема была всегда актуальной, если дело касалось русской поэзии). И вместе с тем , это можно понять, как и то, что человеку тоже стоит задуматься о своем повседневном общении. Тютчев считает, что не хватит никаких слов, чтобы выразить все то, что творится на душе, чтобы обрисовать кому-то свой внутренний мир, и нет слов, которые заставят собеседника по-настоящему понять тебя.

Вторая часть стихотворения описывает результат, то есть реакцию на высказанные слова. Тютчев пишет, что для человека нет ничего лучше, чем доброе отношение окружающих к нему в частности и к произнесенным кем-то словам. Вот только неизвестно, будет такой реакция или нет. И все это говорит лишь об одном: в человеческом общении невозможно достичь гармонии.

Любовная лирика

Об этой двойственности человеческого общения говорят и любовные стихи Тютчева. Философская лирика проникает даже в самые дальние уголки интимных произведений. Стоит только вспомнить стихотворение «О, как убийственно мы любим». Здесь поэт описывает, насколько ограниченными являются человеческие пределы любви. Но даже в этом произведении присутствуют противоборствующие силы: «...вернее губим, что сердцу нашему милей!»

Счастье и страдание, возвышенные чувства и боль, нежность и роковая страсть - именно такой видит поэт любовь, именно так он любит и об этом пишет.

Его слова

Лирика Тютчева оказывает огромное влияние не только на среднестатистического читателя - она воздействует на произведения литераторов совершенно различных эпох. Философские мотивы Тютчева можно проследить в работах Фета, Толстого, Достоевского, Ахматовой, Бродского и многих других.

Этот поэт мог кратко сказать о многом. Казалось бы, невозможно сотворить из нескольких слов ту созидательную силу, что заставит человека вдумчиво мыслить и соображать. Но как показала практика, это вполне реально. Творчество Тютчева - это целая Вселенная, втиснутая в одно предложение, и центром этой Вселенной, несомненно, выступает человек, его мысли, его чувства, его светлая и вечная душа.

Над его словами время не имеет власти. Пока есть этот мир, будет существовать хаос и двойственность, природа и человек, Вселенная и Космос. И действительно, нам не дано предугадать, что произойдет в далеком будущем, но одно можно сказать наверняка: пока жив человек, он постоянно будет находить в произведениях Тютчева множество ответов и еще больше вопросов. В этом и проявляется его вечная философия.

Очень интересный вопрос, в котором речь идет о замечательном стихотворении Федора Ивановича Тютчева. Забегая вперед, нужно отметить, что правильным ответом на вопрос викторины будет - "Мысль изреченная".

Вот, кстати, это произведение. Федор Тютчев. Молчание.

Красиво, не правда ли? При этом нельзя не согласиться с автором. Как часто бывает такое в жизни, когда от простоты душевной пытаешься рассказать человеку о том, что происходит в твоей жизни, но сталкиваешься с непониманием или же вовсе оказываешься высмеянным. Так что лучше, лишний раз, и правда, промолчать ...

Нельзя бросаться словами

К сожалению, понимание приходит с возрастом, а мы, чаще всего, наступаем на собственные грабли, иной раз доверяя свои мысли и чувства тому, кому не следовало бы ... Вроде бы смотришь на человека, он кажется искренним, он будет кивать в ответ на поток фраз, который идет из вашего сердца, на лице его, возможно, будут проявляться черты понимания того, о чем вы говорите, а на самом деле, человек может оказаться пустышкой.

Человек (каждый человек) - индивидуален, его мысли имеют право на жизнь (если, конечно, они не затрагивают прав и другого человека), они по-своему хороши, и одному Господу Богу известно, что произойдет, если мир приоткроет двери в вашу душу. Хорошо, если вам повезет, и человек окажется тем, кем кажется. Ну, а если нет? То что тогда?

"Другому как понять тебя?" - спрашивается в стихотворении. Да, есть все основания полагать, что можно оказаться непонятым.

Важно: понравилось мне высказывание в картинке ниже: нужно сто раз подумать, прежде чем что-то сказать... И тогда, возможно, это окажется той спасительной "соломинкой", которую нам подчас так хочется застелить, но бывает слишком поздно.

Фёдор Иванович родился 23.11.1803г. в Брянском уезде Орловской губернии родовой усадьбе Oвстуг. Получил образование дома. В 12 лет Тютчев уже переводил Горация.Изучал древнеримскую поэзию и латынь. Окончил московский университет, коллегию иностранных дел. В 1822году был назначен чиновником при Русской дипломатической миссии в Мюнхене. Член Петербургской Академии Наук. За границей поэт провел двадцать два года.

Был очень влюбчивым мужчиной. Сначала был в любовной связи с графиней Амалией. Далее вступил в брак и был женат на графине, Элеоноре Петерсон, хотя, делая ей предложение, боялся отказа - из-за титула невесты. Свадьба состоялась в 1826 году. Впоследствии жена родила ему трёх дочерей. Хотя от всех браков, в общем, у Тютчева родилось девять детей.

Служил в Мюнхене на госслужбе внештатным атташе. Но счастлив в браке он был не долго. Корабль «Николай 1», на котором путешествовал Тютчев со своей женой, потерпел крушение в Балтийском море. Иван Тургенев помог спастись жене и детям Фёдора Ивановича. После происшествия здоровье графини подкосилось, и последовала смерть.

Уже в 1839 году Тютчев женится на Эрнестине Дёрнберг. Но в его жизни и в сердце все это время была Елена Денисьева. Почти четырнадцать лет он состоял с ней в любовной связи. И есть предположение, что связь с ней у него была, когда он жил с Элеонорой. До 1844 г. Тютчев жил за границей.

Конечно же, как творческая натура, поэт посвящал стихи всем своим любимым женщинам. Ещё Тютчев посвятил два стихотворения Александру Пушкину. Всего Тютчев написал более четырёхсот произведений.

Тютчев – мастер философской лирики. Он тонко раскрывает тему микрокосмоса души человеческой и миро воздания. Могущество вечности и ничтожное время человечества. Последние годы его жизни были омрачены смертью близких людей: Денисьева, а потом дети и мать. Прожил Тютчев семьдесят лет.

Silentium

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, -
Внимай их пенью - и молчи!..


Анализ стихотворения Тютчева «Silentium!»

Произведение необычно и непривычно по содержанию и отличается от иных по форме написания. В этом стихотворении поэт раскрывает свои переживания, из-за невозможности выразить свое состояние словами. Ведь как одним словом описать красоту неба или боль души от утраты. Слова людские - несовершенны.

В стихотворении слова: “мысль, изреченная есть ложь”, понимаются как то, что поэт отделяет мысль от слова, выражает неверие в силу слова, верит лишь в созидательную мощь мысли. «Ложь», потому, что подобранное слово не всегда выражает то, что человек хочет выразить и сообщить окружающим.

Философская лирика поэта перекликается с восточными культурами, такими как буддизм, в своей манере преподнести важные мысли в тонком описании. В творчестве Тютчева, мы находим смысл бытия и предназначение человека в жизни и вселенной. Его творения разноплановы, метафоричны и одиозны. Философия Федора Тютчева, мастера по донесению глубокого смысла бытия строками своих произведений.

В Мюнхене Тютчев познакомился с философом Шеллингом. Учитывая время, проведенное там, возможно это повлияло на написание произведений Тютчевым с философским корнем. Также стихотворения Г. Гейне Тютчев стал переводить на русский язык.

По мнению Тютчева, невидимый, тонкий мир настолько сложен и многообразен, непостижим для человеческого ума в целом, что для выражения чего-либо общепринятый язык слишком скуден. Это и является причиной ложности нашей речи: “Как сердцу высказать себя?... Мысль изречённая есть ложь”.

Основная мысль

Мысль, изречённая есть ложь - совет внимательно и обдумано относиться к произнесённым вслух словам. В каждой строке стихотворения, чувствуется трагизм, обреченность человека на одиночество. Внутренние переживания и мысли каждый хранит в себе, чтобы тот клад и надежды не разбились в прах. Ведь, как только, твое сокровенное подвергнется критике или насмешке – оно теряет свою ценность. Человек начинает сомневаться. Это как «метать бисер перед свиньями».

Говорящий человек вкладывает свой смысл в произнесенные слова, а слушающий может услышать совсем иное. Тогда и возникает непонимание между людьми, непринятие друг друга. И каждый пытается правильно подобрать слова в разговоре, и, подбираются они исходя из характеристик собеседника, которая тоже субъективна.

Из стихотворения «Silentium» можно уловить философскую мысль, тонкий совет - внимательно относиться к тому, какими словами высказываться. Не всякие Ваши изречения понимаются другим человеком так, как Вы хотели бы это подать. Восприятие может быть извращено, не адекватно и противоположно тому, что имелось в виду.

На счет этого произведения К. Бальмонт высказал свое мнение: стихотворение написано о творческом процессе, о муках творчества, с позиций идеализма.

История написания


Первые произведения Ф. Тютчев писал для себя, таким способом, выражая свои мысли и чувства. Он не стремился к славе литератора, так как состоял на государственной службе. Уговоры одного из сослуживцев, так же государственного деятеля, заставили поэта опубликовать некоторые свои произведения.

В прессе стихотворение «Silentium!» было напечатано одним из первых, в 1830 году. В переводе с латыни означает «Безмолвие», «Молчи!».
До наших времен дошло в трёх редакциях. Но самым лучшим считается текст “Современника” 1836г. Его и используют для анализа стихотворения.


Произведение подвергалось неоднократному редактированию, автор считал его личным и откровенным для всеобщего обзора. Парадокс, но стихотворение с названием «Молчи!», принесло поэту славу. Его охарактеризовали, как тонкого философа со своим мировоззрением и романтичную натуру.

Поводом для написания «Silentium!» стала безграничная любовь Тютчева к Элеоноре Петерсон. Он обожал свою молодую жену. Но в подсознании возникали тревоги, которым не было объяснения. И он пытался об этом не думать, не говорить! Тютчев пытался понять, что же не дает ему покоя, что есть правда, а, что есть ложь. Именно этому осмыслению посвящено стихотворение «Silentium!».

Род деятельности Тютчева – дипломат, тайная служба, также сыграли большую роль в формировании мысли при написании этого произведения. «Мысль, изречённая есть ложь» - ведь дипломат как никто другой знает, что правду не говорят, а только знают её. Беседу в строках стихотворения автор ведет сам с собой. И именно себе он говорит молчать. Защитить свое личное счастье, надежды и мечты, таким образом, пытается автор. Тютчев указывает на то, что «мысль, изреченная есть ложь».

Здесь прослеживается глубокое переплетение с религией и в этой фразе, есть подтекст, который гласит, что мысли человека подвластны лишь Богу, а слова способен подслушать нечистый. И Тютчев замыкается в себе, все меньше и реже раскрывает свои истинные чувства и мысли на всеобщий обзор. Именно поэтому, поэт приказывает себе: «Внимай их пенью – и молчи!». Автор словно бы предчувствует, что его счастью грозит беда.

В 1838 году, Элеонора Тютчева умирает на руках у мужа. Его опасения становятся реальностью, и строки из стихотворения - пророчеством. По воспоминаниям знакомых, Тютчев стал седым за несколько часов после смерти жены.

Особенности стиха

Стихотворение «Silentium!» состоит из трех куплетов по шесть строк. Всего их восемнадцать. Каждая из трёх частей заканчивается словом «молчи». Но в то же время они несут разную смысловую нагрузку, развивая следующую и подкрепляя предыдущую по смыслу. Они музыкально созвучны.

В этом произведении отсутствует полемика. Настойчивое повторение звучит как призыв, убеждение, желание объяснить. В нем можно увидеть утешение, смирение в отчаянии. Обращение к нуждающемуся и растерянному человеку, возможно даже к себе самому.

“Молчи, скрывайся и таи…”. Звучит успокоение: не переживай, чувства от этого не погибнут, будут жить в душевной глубине, “как звезды в ночи”, “любуйся ими”. Как будто кто то, более мудрый, заботится о младшем или неопытном и, даже, можно сказать – родном человеке.
“Мысль изречённая есть ложь”. По мнению В. Брюсова эта фраза говорит о невозможности выразить свою душу, о непостижимости огромного мира и осознании того, что раскрыть свои мысли «…есть ложь». Это только личное познание каждого. Поэтому нужно ценить и оберегать все безрассудные формы постижения мира: мечту, фантазию, сновидения.

“Мысль изречённая” – это антоним слову “неизречённая”. А значит – необыкновенная, неописуемая, нереальная. Следовательно, «изречённая» – это просто «обыкновенная».

«Таинственно-волшебные думы» – это романтические мечтания. Переход в реальную жизнь - они не выдерживают, погибают. Философская лирика Тютчева выдержана в очень изысканном и тонком стиле.

Вариантов о размере, которым написано “Silentium!” несколько. Н. Королёва, придерживается мнения, что это стихотворение написано четырёхстопным ямбом. Многие его не разделяют и даже возмущены таким определением.

Ритмичность Тютчевского стиха и порядок ударений строки свободны от принятого размера. Здесь и возникли теории, что оно написано ямбом с включением трёх строк aмфибрахия. Возможно к «Silentium» нужен совершенно другой «ключ». Если рассмотреть ритмику с другой точки зрения, то можно увидеть в написании трёхударную строку.

Заключение

Человек уединённый лучше остальных услышит голос Бога, зовущий его. Мирская суета лишь отвлекает и заглушает наш внутренний мир, что, по сути, и есть Божья искра. В сложных и важных жизненных вопросах мы всегда остаемся один на один с собой. И переживания и мысли в такой момент не могут быть по настоящему, как мы того желаем, поняты другими людьми. Это по сути своей монолог, тихая беседа с Богом, диалог нашей души и совести со Всевышним. Таковы были размыления Толстого в “Круге чтения” на тему «Silentium!».