29 июля 1985 года генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев заявил о решении СCCР в одностороннем порядке прекратить любые ядерные взрывы до 1 января 1986 года. Мы решили рассказать о пяти знаменитых ядерных полигонах, существовавших в СССР.

Семипалатинский испытательный полигон

Семипалатинский испытательный полигон — один из крупнейших ядерных полигонов СССР. Он также получил известность как СИЯП. Полигон расположен в Казахстане в 130 км северо-западнее Семипалатинска, на левом берегу реки Иртыш. Площадь полигона составляет 18 500 кв км. На его территории находится ранее закрытый город Курчатов. Семипалатинский полигон известен тем, что здесь было проведено первое испытание ядерного оружия в Советском Союзе. Испытание было проведено 29 августа 1949 года. Мощность бомбы составила 22 килотонны.

12 августа 1953 года на полигоне был испытан термоядерный заряд РДС-6с мощностью 400 килотонн. Заряд был размещен на башне на высоте 30 м над землей. В результате этого испытания часть полигона была очень сильно заражена радиоактивными продуктами взрыва, и до сих пор в некоторых местах сохраняется небольшой фон. 22 ноября 1955 года над полигоном было проведено испытание термоядерной бомбы РДС-37. Она была сброшена самолетом на высоте около 2 км. 11 октября 1961 года на полигоне был произведен первый в СССР подземный ядерный взрыв. С 1949 по 1989 год на Семипалатинском ядерном полигоне было произведено не менее 468 ядерных испытаний, в том числе 125 атмосферных, 343 испытательных ядерных взрыва под землей.

Ядерные испытания на полигоне не проводятся с 1989 года.

Полигон на Новой Земле

Полигон на Новой Земле был открыт в 1954 году. В отличие от Семипалатинского полигона он был удален от населенных пунктов. Ближайший крупный населенный пункт — поселок Амдерма — был расположен в 300 км от полигона, Архангельск — более чем в 1000 км, Мурманск — более чем в 900 км.

С 1955 по 1990 год на полигоне было произведено 135 ядерных взрывов: 87 в атмосфере, 3 подводных и 42 подземных. В 1961 году на Новой Земле была взорвана мощнейшая в истории человечества водородная бомба — 58-мегатонная «Царь-бомба», также известная как «Кузькина мать».

В августе 1963 года СССР и США подписали договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах: в атмосфере, космосе и под водой. Были приняты ограничения и по мощности зарядов. Подземные же взрывы продолжали осуществляться до 1990 года.

Тоцкий полигон

Тоцкий полигон расположен в Приволжско-Уральском военном округе, в 40 км восточнее города Бузулука. В 1954 году здесь были проведены тактические учения войск под кодовым названием «Снежок». Руководил учениями маршал Георгий Жуков. Цель учений состояла в отработке возможностей прорыва обороны противника с использованием ядерного оружия. Материалы, связанные с данными учениями, до сих пор не рассекречены.

В ходе учений 14 сентября 1954 года бомбардировщик Ту-4 сбросил с высоты 8 км ядерную бомбу РДС-2 мощностью 38 килотонн в тротиловом эквиваленте. Взрыв был произведен на высоте 350 м. На зараженную территорию в атаку было направлено 600 танков, 600 БТР и 320 самолетов. Общее число военнослужащих, принявших участие в учениях, составило около 45 тыс. человек. В результате учений тысячи его участников получили разные дозы радиоактивного облучения. С участников учений была взята подписка о неразглашении, что привело к тому, что пострадавшие не могли рассказать врачам о причинах болезней и получить адекватное лечение.

Капустин Яр

Полигон Капустин Яр расположен в северо-западной части Астраханской области. Полигон был создан 13 мая 1946 года для испытаний первых советских баллистических ракет.

С 1950-х на полигоне Капустин Яр проведено как минимум 11 ядерных взрывов на высоте от 300 м до 5,5 км, суммарная мощность которых составляет примерно 65 атомных бомб, сброшенных на Хиросиму. 19 января 1957 года на полигоне было проведено испытание зенитной управляемой ракеты типа 215. Она имела ядерную боеголовку мощностью 10 килотонн, предназначенную для борьбы с основной ядерной ударной силой США — стратегической авиацией. Ракета взорвалась на высоте около 10 км, поразив самолеты-мишени — два бомбардировщика Ил-28, управляемых с помощью радиоуправления. Это был первый высокий воздушный ядерный взрыв в СССР.

Полную версию материалов суда над главными нацистскими преступниками у нас издать не решились

Министр культуры России предложил отметить 75-летие Победы выходом на экраны фильма «Нюрнберг». «Нюрнбергский процесс - тема, требующая достоверного освещения в отечественном кино», - заявил Владимир Мединский, выступая на заседании оргкомитета «Победа». С главой Минкульта вполне можно согласиться: тема и впрямь раскрыта у нас совершенно недостаточно. Вряд ли, однако, министра, известного своей борьбой с ниспровергателями «святых легенд», приведет в восторг освещение фактов, остающихся в тени.

Подсудимые Международного военного трибунала. В первом ряду: Герман Геринг, Рудольф Гесс, Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель.

«Тема эта сейчас исторически полностью приватизирована США, - посетовал Мединский. - Американцы пишут о Нюрнберге как о своей большой победе, роль Советского Союза там фактически сводится на нет». По замыслу министра, к работе над проектом, призванным восстановить историческую справедливость, будут привлечены мировые кинозвезды и специалисты-историки «со всех стран - участников Нюрнбергского процесса». Такой размах потребует, естественно, немалых расходов, поэтому Мединский попросил президента дать соответствующее поручение Минфину. И встретил полное понимание главы государства: «Мне нравится. Хороший проект». В общем, судя по всему, «Нюрнбергу» - быть!

Нельзя, однако, не заметить, что в нашей стране Нюрнбергский процесс поминают сегодня куда чаще, чем в Штатах. Тема буквально не сходит с телеэкранов, уст политиков и чиновников. Причем пределами страны исторический ликбез не ограничивается. «Постоянно напоминаем партнерам о непреходящем значении решений Нюрнбергского трибунала, четко и недвусмысленно давшего квалификацию того, кто во Второй мировой войне выступал на стороне сил добра, а кто - на стороне зла», - заверяет замглавы МИД Григорий Карасин. Тех же, кто продолжает путать стороны света и тьмы, ждет суровое наказание: пять лет назад Уголовный кодекс был дополнен статьей 354.1. «Реабилитация нацизма»: за «отрицание фактов, установленных приговором Международного военного трибунала» можно схлопотать до трех лет лишения свободы.

Такая деятельная и всесторонняя забота о наследии Нюрнберга заставляет предположить, что уж где-где, а у нас материалы процесса изучены, что называется, вдоль и поперек. Но вот парадокс: ни в какой другой стране - учредителе Трибунала его итоги не представлены столь скудно, как в нашем отечестве. Первый советский сборник материалов Трибунала, увидевший свет в 1952 году, состоял всего из двух томов. Наиболее полное из имеющихся на сегодняшний день изданий на русском языке - восьмитомник, издававшийся с 1987 по 1999 год. Для сравнения: англо-, франко- и немецкоязычные версии судебного отчета насчитывают 42 тома. Причем опубликованы они были практически сразу по окончании процесса.

Понятно, что такой выборочный подход объясняется не одной лишь заботой об экономии бумаги: не все документы Нюрнбергского трибунала оказались одинаково полезны для советской власти. А кое-какие продолжают, похоже, оставаться токсичными и для власти российской.

Эксгумация массовых захоронений в Катынском лесу, апрель 1943 года.

Сказки Катынского леса

Пожалуй, самой неприятной для СССР страницей нюрнбергской истории была неудачная попытка списать на немцев преступление сталинского режима - уничтожение в апреле-мае 1940 года почти 22 тысяч поляков, в основном офицеров, а также чиновников, полицейских и прочих «неисправимых врагов советской власти», захваченных в ходе совместного с Третьим рейхом раздела Польши. Его традиционно называют катынским расстрелом, хотя расстреливали пленных в нескольких местах. Больше всего их, более шести тысяч (в Катыни - 4,5 тысячи), было казнено и захоронено на территории нынешней Тверской области, около села Медное. Но о тех братских могилах мир узнал только в 1991 году. Тайна Катынского леса была раскрыта на полвека раньше - весной 1943-го. И, как известно, вовсе не красными следопытами.

Советские власти предприняли колоссальные усилия, чтобы убедить мировую общественность, что немецкие разоблачения - бесстыдная геббельсовская ложь. Что палачами были фашисты, а большевики-гуманисты здесь совсем ни при чем. Завершающим этапом этой спецоперации стало вынесение катынского дела на «суд народов», как тогда называли Нюрнбергский процесс. Согласно обвинительному заключению, представленному Трибуналу 18 октября 1945 года, подсудимым в числе прочего вменялось в вину убийство в сентябре 1941-го в Катынском лесу близ Смоленска 11 тысяч польских офицеров.

Обвинение подкреплялось материалами так называемой комиссии Бурденко, которая «с неопровержимой ясностью» установила: «Расстреливая польских военнопленных в Катынском лесу, немецко-фашистские захватчики последовательно осуществляли свою политику физического уничтожения славянских народов».

Выводы комиссии Бурденко были озвучены советским обвинением на заседании 13 февраля 1946 года. Расчет Москвы строился на том, что, согласно статье 21 Устава Трибунала, он «будет принимать без доказательств официальные правительственные документы». Однако защитник Германа Геринга Отто Штамер (катынский расстрел инкриминировался прежде всего его подзащитному) попросил Трибунал вызвать свидетелей - в первую очередь упоминавшихся в материалах советской комиссии немецких военнослужащих. И совершенно неожиданно для советских обвинителей, вопреки их протестам большинство судей высказались за удовлетворение ходатайств.

Против был лишь судья от СССР Иона Никитченко, яростно доказывавший, ссылаясь на устав, что доклады правительственных комиссий не могут оспариваться и тем более опровергаться. «В статье 21 сказано лишь о том, как представлять эти документы, но не говорится, что нельзя их опровергать», - возражал на это американский судья Биддл. «Обвинение могло и не касаться вопроса о расстреле в Катынском лесу вторил Биддлу его заместитель Паркер. - Если мы запретим подсудимым прибегнуть к помощи свидетелей, следовательно, мы не предоставим им права на защиту».

Трибунал решил заслушать по три свидетеля от защиты и от обвинения. Советское руководство пришло, понятно, в большое беспокойство. Правительственная комиссия по подготовке и проведению Нюрнбергского процесса, возглавлявшаяся небезызвестным Андреем Вышинским, постановила «подготовить свидетелей» и «подлинные документы, найденные при трупах».

«Подлинные документы», сиречь состряпанные советскими спецслужбами фальшивки, должны были доказать, что расстрелы производились не весной 1940-го, а гораздо позднее. Примечательно, что ключевым исполнителем мероприятий по разоблачению «немецкой провокации» назван министр государственной безопасности СССР - и тоже член «нюрнбергской» комиссии - Всеволод Меркулов. Лучшего специалиста по этой теме и впрямь было трудно найти. Меркулов, занимавший в 1940-м пост первого заместителя главы НКВД, был одним из руководителей операции по ликвидации польских военнопленных.

Список свидетелей, представленных обвинением, включал в себя Бориса Базилевского, бывшего при немцах заместителем бургомистра Смоленска, эксперта-медика Прозоровского и профессора судебной медицины Софийского университета Маркова - члена международной комиссии, организованной немцами. Как именно «готовили» их к процессу сотрудники МГБ, история умалчивает, но что-то подсказывает, что призывами «говорить правду и ничего, кроме правды» свидетелей не мучили. Мучили чем-то другим. В пользу защиты свидетельствовали три офицера вермахта, в том числе - полковник Аренс, командир 537-го полка связи, подразделения, которое, по версии советского обвинения, расстреляло поляков.

Польские военные, взятые в плен Красной армией, осень 1939 года.

Перекрестные допросы свидетелей прошли 1–3 июля 1946 года и, несмотря на меркуловскую «подготовку», ничем хорошим для наших обвинителей не закончились. Защита «доказала несостоятельность советской версии, хотя и не приписала вину советским властям, - свидетельствует в своих мемуарах Татьяна Ступникова, работавшая на процессе синхронным переводчиком с немецкого. - Однако страшный вывод напрашивался сам собой и был косвенно подтвержден решением суда: «За недостатком доказательств не включать дело о катынских расстрелах в приговор Международного военного трибунала». В задачу Трибунала не входил поиск других виновных, пусть даже в тягчайших преступлениях против человечности».

По словам Ступниковой, присутствовавшие на суде советские граждане, «не сговариваясь», назвали 1 июля 1946 года «черным днем Нюрнбергского процесса». «Для меня это был действительно черный день, - продолжает Ступникова. - Слушать и переводить показания свидетелей мне было несказанно тяжело, и не из-за сложности перевода, а на сей раз из-за непреодолимого чувства стыда за мое единственное многострадальное Отечество, которое не без основания можно было подозревать в совершении тягчайшего преступления».

Причем из показаний свидетелей явственно проступали признаки еще одного, куда более масштабного преступления сталинского режима - совершенного уже по отношению к собственным гражданам. «Через десятилетия узнаем мы об огромных массовых захоронениях на территории СССР, но это будет потом, - пишет Ступникова. - А пока в Нюрнберге свидетель Аренс в своих показаниях суду только упомянул о безымянных неглубоких могилах в Катынском лесу, где лежали разложившиеся трупы и рассыпавшиеся скелеты. Судя по состоянию останков, это были наши соотечественники, расстрелянные еще задолго до войны». Как теперь известно, Катынский лес еще с конца 1920-х был облюбован «компетентными» органами как место казни и захоронения «врагов народа».

Словом, вышло, мягко говоря, некрасиво. Но в самом СССР о конфузе мало кто узнал: материалы суда, опровергавшие каноническую советскую версию катынского расстрела, опубликованы, естественно, не были. Более того, поражение было выдано за победу. «Международный военный трибунал в Нюрнберге признал Геринга и других главных военных преступников виновными в проведении политики истребления польского народа и, в частности, в расстреле польских военнопленных в Катынском лесу», - утверждала Большая советская энциклопедия в статье «Катынский расстрел». Этой версии советская власть придерживалась практически до самого своего конца.

Правда, в некоторых публикациях проскальзывали-таки нотки недовольства союзниками, выдававшие, что не все прошло по плану. «Были случаи, когда Трибунал принимал решения (большинством голосов западных судей) в отступление от положений Устава, - сокрушался Марк Рагинский, помощник главного советского обвинителя. - Вопреки Уставу Трибунал... вызвал по ходатайству адвокатов в качестве свидетелей военных преступников, показания которых якобы могли опровергнуть акт расследования Чрезвычайной государственной комиссии о злодеяниях гитлеровцев в Катыни».

Но сегодня-то понятно, что именно «западные судьи», их дотошность и осторожность спасли трибунал от мины огромной разрушительной силы, которую едва не подложили под него зарвавшиеся вожди СССР. Согласитесь, что нынешним российским чиновникам было бы сегодня куда более сложно, если вообще возможно, рассуждать о «непреходящем значении» Нюрнберга, если бы в текст вердикта был включен, как того требовали советские обвинители, катынский эпизод. В этом случае под статью 354.1. УК РФ «Отрицание фактов, установленных приговором Международного военного трибунала» подпадала бы добрая половина человечества. Включая, кстати, и нынешнее руководство России.

Протокольная часть

Об обстоятельствах появления в Советском Союзе пленных поляков на процессе не говорили, хотя даже по меркам того сложного времени ситуация выглядела, мягко говоря, странновато. Не укладывалась в идеологические клише. В самом деле, соседняя страна подвергается фашистской агрессии - и что же делает Советский Союз, оплот мира, прогресса и антифашизма? Нет, он не приходит на помощь истекающей кровью польской армии. Он атакует ее и берет ее солдат и офицеров в плен. После чего заключает с агрессором договор «о дружбе и границах», присоединяя себе половину территории «бывшей Польши». Но победителей, как известно, не судят. Еще до начала процесса союзники договорились не допускать политических выпадов в свой адрес со стороны защиты и не поднимать самим болезненные друг для друга темы.

Было решено, что каждая из стран составит свой список вопросов, не подлежащих обсуждению. Скелеты в шкафу были не только у СССР. Великобритания, например, очень не хотела, чтобы звучала тема «поведения Великобритании во время войны с бурами». Но перечень табу, представленный в Трибунал главным советским обвинителем, был, пожалуй, самым внушительным. Вот он: «1. Вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР. 2. Внешняя политика Советского Союза: а) советско-германский пакт о ненападении 1939 года и вопросы, имеющие к нему отношение (торговый договор, установление границ, переговоры и т.д.); б) посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине; в) балканский вопрос; г) советско-польские отношения. 3. Советские прибалтийские республики».

Тем не менее полностью избежать обсуждения неприятных для СССР вопросов не удалось. Именно на Нюрнбергском процессе мир впервые узнал о том, что небольшую видимую часть советско-германского пакта о ненападении, заключенного накануне Мировой войны, дополняла значительно более пространная «подводная» - секретный протокол, определявший «границы сфер интересов» сторон «в случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав прибалтийских государств... и польского государства».

Впервые сенсационная информация прозвучала 25 марта 1946 года. «23 августа в Москве между Германией и Советским Союзом был заключен договор о ненападении, - сообщил в своем выступлении защитник Рудольфа Гесса Альфред Зайдль. - В тот же день... оба государства заключили также тайное соглашение. В этом тайном договоре речь в основном шла о разграничении сфер обоюдных интересов в расположенном между ними регионе Европы». Зайдль сообщил, что в его распоряжении имеется аффидевит, письменные показания, Фридриха Гауса - бывшего руководителя правого департамента германского МИДа, который сопровождал своего шефа, фон Риббентропа, в его поездке в Москву в августе 1939 года и принимал активное участие в подготовке подписанных там документов.

Выдержки из аффидевита Гауса, в котором подробно рассказывалось о переговорах в Москве и о содержании секретного протокола, были зачитаны Зайдлем в ходе допроса Риббентропа, проведенного защитой 28 марта - 2 апреля 1946 года. Глава МИД Третьего рейха полностью подтвердил показания своего бывшего подчиненного, добавив много новых интересных деталей: «Прием, оказанный мне Сталиным и Молотовым, был очень дружественным... Мы обсуждали, что следует сделать со стороны немцев и со стороны русских в случае вооруженного конфликта (с Польшей. - «МК»)... Сталин никогда не обвинял Германию в агрессии против Польши. Если здесь говорят об этом как об агрессии, то вина за это должна лежать на обеих сторонах».

Чуть забегая вперед, замечу, что на том же стоял Риббентроп и в своем последнем слове, произнесенном 31 августа 1946-го: «Когда я в 1939 году прибыл в Москву к маршалу Сталину, он обсуждал со мной не возможности мирного урегулирования германо-польского конфликта... Он ясно дал понять, что если кроме половины Польши и Балтийских стран не получит еще Литву и порт Либава, я могу сразу лететь обратно. В 1939 году ведение войны там, очевидно, еще не считалось международным преступлением против мира, иначе как можно объяснить телеграмму Сталина, посланную после окончания польской кампании? Она гласит, я цитирую: «Дружба Германии и Советского Союза, скрепленная совместно пролитой кровью, имеет все шансы стать длительной и прочной».

Не менее захватывающим был рассказ Риббентропа о советско-германском саммите, прошедшем в Берлине 12–14 ноября 1940 года. В гости к Гитлеру тогда пожаловал Вячеслав Молотов, глава правительства СССР и одновременно нарком иностранных дел. По словам Риббентропа, в ходе этих переговоров Третий рейх предложил СССР присоединиться к Тройственному пакту - военно-политическому союзу Германии, Италии и Японии. И московский гость отнесся к этой идее с большим интересом. По версии Риббентропа, сделка сорвалась лишь из-за чрезмерных аппетитов советского руководства. Москва настаивала, в частности, на включении в свою «сферу интересов» всей Финляндии, Болгарии, а также зон проливов, соединяющих Балтийское и Северное (Скагеррак и Каттегат) и Черное и Средиземное моря. На берегах Дарданелл, то есть на территории Турции, Советский Союз рассчитывал обзавестись своей военно-морской базой.

Риббентроп не врал: позднейшие исследования подтвердили его показания. Но сказать, что его заявления произвели эффект разорвавшей бомбы, было бы большим преувеличением. По понятным причинам к словам подсудимых на этом процессе не принято было относиться с большим почтением и доверием. Собаки, мол, лают, ветер носит. Намного больше хлопот Москве доставил доктор Зайдль, не оставлявший попыток доказать, что в польском вопросе СССР действовал заодно с Германией.

В конце концов в его руки попала фотокопия секретного протокола к советско-германскому договору о ненападении, которую он не замедлил предъявить Трибуналу. Но Зайдль «отказался сообщить, от кого он ее получил, - отмечает историк Наталья Лебедева, один из наиболее авторитетных специалистов по этой теме. - В результате Трибунал запретил оглашать текст этого документа и последовательно придерживался данной позиции». По существу, суд поддержал главного советского обвинителя Романа Руденко, назвавшего фотокопию «фальшивкой, не имеющей никакой доказательной ценности».

Однако скандал все-таки разразился: 22 мая 1946 года текст секретного протокола был опубликован американской газетой St. Louis Post-Dispatch. Что, кстати, подтверждает версию Зайдля о происхождении документа. Согласно стенограмме процесса, отвечая на соответствующий вопрос судей, адвокат ответил, что получил фотокопию от «кажущегося надежным человека из одной из союзных держав». Сам Зайдль, как явствует из опубликованных им много лет спустя мемуаров, склонялся к тому, что «ему подыграли с американской стороны, а именно со стороны обвинения США или американской секретной службы».

А на следующее утро, 23 мая, в Нюрнберге при крайне странных обстоятельствах погибает помощник Руденко Николай Зоря, отвечавший за представление доказательств о нападении Германии на Советский Союз. По официальной версии, из-за неосторожного обращения с оружием, во время чистки личного пистолета. «В эту версию, конечно, никто поверить не мог, - вспоминала Татьяна Ступникова. - Кому придет в голову чистить оружие перед уходом на работу?.. Что касается меня, то я с самого начала и по сей день уверена, что это если не убийство, то в лучшем случае вынужденный уход из жизни».

Мотивом же, по убеждению свидетельницы событий, была все та же история с секретным протоколом, выставившая «миролюбивую советскую внешнюю политику» в крайне неприглядном свете. Москва начала поиски виновных в провале, которые длились очень недолго. «Был возможен, - писала Ступникова, - лишь один ответ: виноваты обвинители. Они не смогли заткнуть рот защитникам, свидетелям и подсудимому Риббентропу... Необходимо было срочно найти одного во всем виноватого и убрать его аккуратно, без шума, не привлекая внимания мировой общественности, не прерывая заседаний Трибунала, но ясно намекая нашим юристам, что в таких делах оступаться не полагается. Очевидно, что подручные Берии в Нюрнберге успешно справились с этой ответственной задачей».

Той же точки зрения придерживается историк Лебедева. Правда, убийство она все-таки исключает. По данным Лебедевой, после того как тема секретных протоколов прогремела на процессе и за его пределами, Зорю вызвали в Москву. Причем он был очень напуган этим вызовом. Судя по всему, генерал решил не дожидаться обвинений во вредительстве и измене. И сам вынес себе смертный приговор.

На ход процесса все это, однако, никак не повлияло. В начале июня Трибунал отклонил ходатайство Зайдля о приобщении фотокопии секретного протокола к делу и тем самым окончательно закрыл вопрос. Иного трудно было ожидать. «Мы рассматриваем здесь дело немецких военных преступников, а не внешнюю политику других государств», - заявил в ходе прений Роман Руденко. И был абсолютно прав.

Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе Роман Руденко во время выступления.

Что такое плохо

Об этих эпизодах процесса сегодня в России предпочитают не вспоминать. Зато очень часто говорят о том, чего не было. «Бандера и Шухевич являлись пособниками Гитлера и были, как и им подобные, осуждены Нюрнбергским трибуналом», - рефреном звучит в выступлениях российских официальных и неофициальных лиц. К слову, вышеприведенная цитата взята из сравнительно недавнего - ноябрь 2018 года - выступления министра иностранных дел России Сергея Лаврова.

Но министр ошибается: ни Бандера, ни Шухевич, ни организации, которые они возглавляли, в приговоре Международного военного трибунала не значатся. И, следовательно, не могли быть им осуждены. Предметом этого суда, повторим слова Романа Руденко, являлось «дело немецких военных преступников», причем преступников высшего ранга. Более мелкая дичь интересовала нюрнбергских прокуроров, защитников и судей лишь постольку, поскольку подтверждала - или опровергала - деяния крупного зверя.

В этом смысле определенный интерес к Бандере и бандеровцам на процессе действительно был проявлен. Однако утверждать, что в материалах Трибунала они предстают «сертифицированными» пособниками Гитлера, - значит, сильно грешить против истины. Информация на этот счет, как принято говорить в подобных случаях, неоднозначна.

В пользу версии о пособничестве говорят представленные советским обвинением письменные показания полковника Штольце, одного из руководителей немецкой военной разведки и контрразведки (абвера). Рассказывая о ходе подготовки Германией войны против СССР, Штольце, в частности, показал: «Мною лично было дано указание руководителям украинских националистов, германским агентам Мельнику (кличка Консул-1) и Бандере организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине с целью подрыва ближайшего тыла советских войск...»

Однако документ с кодом 014-USSR, то есть также представленный советской стороной, дает совершенно иную картину отношений между немецкими нацистами и украинскими националистами. Оперативный приказ управления имперской безопасности (СД), датированный 29 октября 1941 года, гласил: «Достоверно установлено, что на территории рейхскомиссариата движение Бандеры готовит мятеж с конечной целью создания независимой Украины. Все участники движения Бандеры должны быть незамедлительно задержаны и после подробного допроса под видом мародеров без малейшей огласки ликвидированы». И это далеко не единственный «нюрнбергский» документ, аттестующий украинских националистов как врагов рейха.

Причем нельзя сказать, чтобы слова у гитлеровцев так уж сильно расходились с делами. Можно, конечно, спорить о масштабах немецких репрессий против украинских националистов, но полностью отрицать их невозможно. Были и аресты, и расстрелы. Все это, конечно, не позволяет считать бандеровцев невинными агнцами, безгрешными жертвами нацизма. Их, мягко говоря, тоже есть в чем обвинить, Нюрнберг их совершенно не реабилитирует. Но утверждать, что Международный военный трибунал осудил Бандеру, - это такая же историческая фальшь, как и отрицание преступлений украинских националистов. Нельзя бороться с фальсификацией истории с помощью фальсификаций.

Скажет ли фильм «Нюрнберг» новое слово в осмыслении этих исторических событий? Теоретически шанс есть, но лучше, право, было бы осветить тему, опубликовав наконец полную версию материалов процесса на русском языке. Проще, дешевле и, главное, намного продуктивнее с точки зрения познания истины. Да и с точки имиджа тоже. Достаточно странно выглядят призывы не забывать о Нюрнбергском трибунале из страны, которая сама очень боится вспомнить о нем «лишнее».

Есть, впрочем, основания полагать, что целью продюсируемого министром культуры проекта являются вовсе не поиски исторической правды, а реновация «святых легенд» - исправленное и дополненное издание советской канонической версии истории под новой яркой суперобложкой. Не просто «Нюрнберг», а «Нюрнбергнаш!». В то время как он совсем не «наш». И не «их». Главный и действительно непреходящий итог Нюрнбергского трибунала - четкая граница, отделившая допустимое в международных и просто человеческих отношениях от темной, инфернальной, запретной зоны.

Нацистский режим целиком помещался по ту сторону этой демаркационной линии, поэтому квалификация деяний его столпов и подручных никаких трудностей ни тогда, ни потом не вызывала. Обыкновенный фашизм. Намного сложнее с самими судьями. Если исходить из строгих критериев, заданных Трибуналом, силы, его учредившие, тоже нельзя считать стопроцентно светлыми. Каждому есть в чем каяться. Если же считать, что Освенцим и Бабий Яр - беспредельное зло, ад, сотворенный нелюдями, а Катынь, Бутовский полигон, британские концлагеря в Южной Африке, Хиросима и Сонгми - это «с кем не бывает», то, значит, Нюрнберг и впрямь ничему нас не научил.

9 ноября 1968 года СССР провел ядерные испытания на Семипалатинском полигоне. Это первый и один из крупнейших ядерных полигонов Советского союза. Мы сделали подборку еще нескольких известных мест, где проводили испытания.

1. . Он был создан 13 мая 1946 года для осуществления научных исследований и испытаний ракетной техники. С этим полигоном связано историческое событие для СССР. 18 октября 1947 года на нем впервые был осуществлен запуск баллистической ракеты. Этот день вошел в историю незабываемой вехой в развитии советской научно-технической мысли и стал отправным моментом отечественного ракетостроения.

В июле 1951 с «Капустина Яра» впервые в мире был осуществлен пуск ракеты с животными на борту - собаками Дезиком и Цыганом. Всего же с полигона в космос запустили 48 собак. А событие 1969 года положило начало исследованиям космического пространства в интересах мирового сообщества. 14 октября на полигоне был запущен первый искусственный спутник земли серии «Интеркосмос».

Отметим, что «Капустин Яр» и в наше время является одним из крупнейших научно-исследовательских и испытательных центров.

Фото: Википедия

2. Новая Земля. На архипелаге был создан полигон, который включал в себя три площадки: Чёрная Губа, Маточкин Шар, Д-II СИПНЗ на полуострове Сухой Нос. Черная губа известна тем, что 21 сентября 1955 года там был произведен на глубине 12 метров первый в СССР подводный ядерный взрыв. Но больше остальных знаменит взрыв «Царь-бомбы» , также известной как «Кузькина мать». Это 50-мегатонная бомба. Последствия были пугающими. Ощутимая сейсмическая волна, возникшая в результате взрыва, три раза обогнула земной шар. Свидетели почувствовали удар и смогли описать взрыв на расстоянии тысячи километров от его центра. Ядерный гриб взрыва поднялся на высоту 67 километров, диаметр его двухъярусной «шляпки» достиг (у верхнего яруса) 95 километров. Огненный шар взрыва достиг радиуса примерно 4,6 километра.

Всего же с 1955 по 1990 год на полигоне было произведено 135 ядерных взрывов. В 1998 году полигон передали Министерству обороны.

3. Семипалатинский полигон. Это один из самых известных и крупных полигонов СССР. Он принес немало проблем живущим рядом с ним жителям, а также загрязнил значительные территории Казахстана и России. За 40 лет было произведено 456 ядерных взрывов. Причем в окрестностях полигона в это время продолжали жить люди. Население подверглось радиационному облучению, со временем повлекшему болезни, преждевременные смерти, генетические болезни среди местного населения. Данные об этом, собранные советскими учеными в ходе испытаний, до сих пор засекречены.

Испытания прекратились в 1991 году. Однако люди населяют полигон до сих пор. И это единственное такое место в мире. Территория полигона не охраняется несмотря на то, что продолжает хранить тысячи открытых и скрытых угроз для людей.

4. Тоцкий полигон. Он расположен в Оренбургской области. 14 сентября 1954 года на нем были проведены масштабные военные учения с применением атомной бомбы. В них приняли участие 45 тысяч военнослужащих. Этим учения придавали огромное значение. Посмотреть на сброс бомбы съехались маршалы СССР, присутствовали председатель Совета министров Георгий Маленков и Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. Среди гостей были югославские и китайские военные.

Бомбу сбросили с высоты 8 километров. Мощность взрыва вдвое превышала мощность взрыва атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Во время учений произошло то, чего никто не предвидел. Ветер переменился и отнес радиоактивное облако не в безлюдную степь, как ждали, а прямо на Оренбург и дальше, в сторону Красноярска. На результаты учений наложили гриф «совершенно секретно». Поэтому умирающие от болезней участники учений не могли даже рассказать врачам о причинах недуга.

Барахтин В. Н. Семипалатинский ядерный полигон: как погасить эхо взрывов? // Бюллетень по атомной энергии. - 2006. - № 1. - С. 62-64.

СЕМИПАЛАТИНСКИЙ ЯДЕРНЫЙ ПОЛИГОН: КАК ПОГАСИТЬ ЭХО ВЗРЫВОВ?

Вианор БАРАХТИН 

Официальная история ликвидации последствий влияния ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне на здоровье населения Алтайского края началась в 1992 г. после посещения края президентом России Борисом Ельциным. 24 июня 1992 г. вышло Постановление Правительства Российской Федерации № 428 «О мерах по оздоровлению населения и социально-экономическому развитию населенных пунктов Алтайского края, расположенных в зоне влияния ядерных испытаний». Огромную роль в том, что эта история все-таки началась, сыграли ученые-медики.

Тогда перед президентом и руководителями края с докладом выступил профессор Яков Шойхет, занимавший должность проректора по научной работе Алтайского государственного мединститута. Он изложил полученные учеными и врачами данные о влиянии на состояние здоровья населения Алтайского края ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Доклад ученого был настолько убедителен, что президент России тут же дал поручение правительству немедленно приступить к выполнению комплекса мероприятий с целью ликвидации негативного воздействия ядерных испытаний. Согласно постановлению правительства, началась медицинская и социальная реабилитация населения, подвергшегося радиационному воздействию, продолжались научные исследования в пострадавших районах, более масштабные и глубокие.

Алтайские ученые-медики вместе с учеными Института биофизики Минздрава России и Центрального физико-технического института Минобороны (ЦФТИ) не только оценили дозу облучения на группы населения в зависимости от места проживания, но и выявили дозозависимые эффекты у облученных и их потомков. Исследователи убеждены, что Семипалатинская программа должна распространяться как минимум на два поколения потомков облученных. Сегодня заболеваемость в Алтайском крае растет, но летальность ниже средней по Сибири. Это Яков Шойхет объясняет высокой выявляемостью патологии на ранних стадиях, что стало результатом оснащения диагностическим оборудованием учреждений краевого здравоохранения.

Не менее важным результатом выполнения программы «Семипалатинский полигон - Алтай» явилась разработка метода восстановления доз облучения, созданного в ЦФТИ. Метод прошел сертификацию, одобрен Минздравом и может быть использован в других регионах Сибири, пострадавших от испытаний ядерного оружия. Это не только Казахстан и Алтайский край, но еще и Тыва, Хакасия, Красноярский край, Новосибирская, Кемеровская, Иркутская, Читинская и Томская области .

Несмотря на выполнение в 1990-х гг. государственной научной программы «Семипалатинский полигон - Алтай», на сегодня остается нерешенным вопрос о радиационных последствиях деятельности полигона для населения других регионов Сибири. Сейчас работа по выявлению основных дозообразующих следов и их последствий для населения ограничена только территорией Алтая. Следы эти искусственно обрываются на границах соседних областей. В процессе исследований был обнаружен, но остается неизученным эффект «удаленных выпадений» из радиационных облаков, образующихся после ядерных взрывов. Российское законодательство основано на негативных последствиях только двух взрывов - 29 августа 1949 г. и 7 августа 1962 г., следы которых изучены лишь в пределах административных границ Алтайского края. Кстати, только при выполнении алтайской программы в 1993 г. с материалов по этим взрывам был снят гриф «Совершенно секретно, особой важности». Поэтому не случайно принято обращение Госдумы к президенту России (опубликовано в «Российской газете» 10 апреля 1997 г.), в котором депутаты просят отменить распоряжение Правительства Российской Федерации, содержащее перечень населенных пунктов Алтайского края, пострадавших от ядерных взрывов. В 

тексте обращения указано: «Это распоряжение основано на результатах расчета доз радиации от двух взрывов из 143 (29 августа 1949 г. и 7 августа 1962 г.), что противоречит закону о социальной защите пострадавшего от радиационных воздействий населения и ограничивает дальнейшую работу но выявлению пострадавших территорий (выделение ред.). Никакой реакции правительства обращение не вызвало.

Автор (вместе со своим коллегой Р. А. Ягудиным) проработал на Семипалатинском полигоне с 1967 по 1989 г., выполняя функции официального представителя бывшего Госкомгидромета СССР - члена Государственной комиссии по подготовке и проведению подземных ядерных взрывов.

Привлечение новосибирских метеорологов, знающих особенности местной циркуляции воздушных масс, к этой ответственной работе было связано с необходимостью выполнения требований Договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой, подписанного в 1963 г. в Москве. Одно из требований соглашения - недопущение выхода продуктов взрыва путем атмосферного переноса за рубежи СССР в течение 3-5 суток (если бы произошла авария с выходом радиоактивности в атмосферу при подземных взрывах). Таких случаев, за исключением аварии 14 января 1965 г., не было.

Контроль радиационной обстановки осуществлялся на сети станций Госкомгидромета в 470 пунктах бывшего СССР. В ряде пунктов, расположенных вокруг полигона, подразделениями Росгидромета ежедневно проводилась воздушная радиационная разведка с помощью самолета Ли-2. Кроме того, службой Санэпиднадзора осуществлялся систематический радиационный контроль качества воды и пищи. Большой объем информации был собран геологическими партиями, занимавшимися разведкой урановых руд. Вся эта информация оставалась секретной вплоть до 1989 г., что наложило свой отпечаток на проблему изучения последствий деятельности полигона на окружающие территории и население.

Руководители ряда сибирских регионов, в том числе и Новосибирской области, полагали, что алтайская программа одновременно решит и их проблемы. Но этого не произошло. Никто точно не знает, какая дозовая нагрузка пришлась на долю сибиряков, на чью территорию также выпадали осадки и радионуклиды с Семипалатинского, а также Новоземельского полигонов.

Для решения этой проблемы 20 сентября 1994 г. была принята Новосибирская областная научная программа, предусматривающая изучение последствий радиоактивного загрязнения территории области от ядерных испытаний. Но поскольку программа финансировалась только три месяца, было лишь выяснено, какие взрывы оказали наиболее негативное влияние . Определенную надежду посеяло Постановление Правительства Российской Федерации № 534, принятое 31 мая 1995 г. Согласно п. 19 этого документа, ряду федеральных ведомств (МЧС России, службе Госсанэпиднадзора, Минздраву, Минприроды, Росгидромету, Минобороны и администрации Новосибирской области) было поручено « обеспечить проведение на территории Новосибирской области научных исследований, связанных с установлением степени влияния ядерных

испытаний на медико-демографическую обстановку в регионе, по результатам которых разработать комплекс мер по оздоровлению населения и социально- экономическому развитию населенных пунктов в зоне, подвергшейся радиационному воздействию». Научное руководство проблемой областное руководство почему-то решило передать Сибирскому отделению Академии наук и службе Росатомнадзора, хотя в постановлении правительства это не было предусмотрено. Поочередно три академика (В. Шумный, В. Труфакин и В. Ляхович) и руководители администрации области, сменяя один другого, так и не смогли добиться федерального финансирования работы.

Дозы облучения населения области как главный доказательный эффект радиационного воздействия так и не были рассчитаны. В итоге не было выполнено свое же решение, принятое по итогам выполнения областной научной программы: передать в МЧС России данные, полученные СибНИГМИ, для расчета доз облучения от аварийного низковысотного взрыва большой мощности, дополнив их архивными материалами других ведомств.

Причиной такого положения стала не только пассивность местных руководителей, но и отсутствие координирующей роли центральных ведомств, среди которых ведущая роль должна была принадлежать МЧС России. В начале 1990-х гг. в этом ведомстве соответствующая структура имелась в лице территориального управления по реабилитации, однако вскоре она была ликвидирована. Атмосфера особой секретности, связанная с проводившимися испытаниями ядерного оружия, привела к тому, что на местах и сегодня многие руководители не представляют, где и какая информация имеется, как должна решаться проблема реабилитации и есть ли такая проблема вообще.

Существует даже мнение, что Росгидромет скрывает эти сведения. А авторы книги «Экоцид в России» М. Фешбах и А. Френдлин (М., 1992) обвиняют российскую Гидрометеорологическую службу в том, что она преднамеренно «скрывала и скрывает от населения истинную обстановку на Новой Земле, Семипалатинском полигоне и т. д.». Давайте же попытаемся разобраться: что касается первых лет проведения ядерных испытаний, то этот вопрос решал Л. П. Берия, курировавший всю ядерную программу, а ответ на нынешнюю ситуацию надо искать, очевидно, утех, кто проводил в начале 1990-х гг. политические и экономические преобразования в стране. Так, в конце 1980-х гг. по приказу Росгидромета на местах вся информация о прошлой радиационной обстановке была уничтожена еще до того, как с нее был снят гриф секретности. Ныне вся она открыта, находится в различных центральных архивах и имеет коммерческую стоимость: платите деньги и получайте то, что вам надо.

Величина концентрации радиоактивных выпадений и мощность экспозиционной дозы, фиксируемые Гидрометслужбой с 1954 г., - важные, но не единственные виды информации, необходимые для расчета доз облучения. Оперативное получение информации о дозах облучения населения не входит в функциональные обязанности ни одной из государственных структур. Такая информация должна быть результатом специальных научных исследований, которые должны быть проведены согласно Постановлению Правительства № 534 так же, как это было сделано для территории Алтайского края.

Так, анализируя радиационные последствия взрыва № 100 (17 сентября 1961 г.), нами было установлено, что на следующий день в Новосибирске была зарегистрирована рекордная плотность выпадения радиоактивности из атмосферы за весь период мониторинга . Она превысила аналогичные показатели в Барнауле, связанные со взрывом 7 августа 1962 г., который официально признан аварийным. Но оказалось, что до сих пор не опубликованы данные о мощности этого взрыва и количестве попавших в атмосферу радионуклидов. Без этой информации достоверно оценить дозы облучения населения нельзя. Однако начиная с 1996 г. продолжается тиражирование результатов предварительной оценки доз и вывода о том, что радиоактивного заражения местности на территории Новосибирской области от этого взрыва не было.

Очевидно, что, находясь в таких условиях ограниченной информации, ни Новосибирская область, ни другие регионы получить объективные данные о радиоактивном загрязнении и дозах облучения не смогут. В то же время еще 24 января 1997 г. решением Межведомственной комиссии по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций Минобороны и ФСБ России было предложено снять гриф секретности с материалов, необходимых для достоверной оценки доз облучения. Но воз, как говорится, и ныне там.

Критическая масса протестных выступлений против замалчивания фактов и субъективных оценок прошлой радиационной ситуации в Сибири нарастает, и продолжать игнорировать это нельзя . Для России, многие десятилетия пребывавшей в условиях тоталитарного режима, закрытости и изолированности, крайне важна открытость информационная, в том числе и экологическая. Отсутствие такой информации лишает органы управления и общество возможности оценки и контроля состояния дел в обороне и обеспечении безопасности, в том числе и экологической.

Какие же выводы и предложения вытекают из изложенного выше?

1. Остается не реализованной необходимость в обобщении и объективном анализе всех накопленных материалов по радиационным воздействиям ядерных испытаний на территорию и население. Правительственное решение, обязывающее это сделать для Новосибирской области, не выполнено (Постановление № 534, п. 19 от 31 мая 1995 г.). Финансовые средства, необходимые для этого, не выделены.

2. В решении этой задачи отсутствует координация действий головных научно-исследовательских учреждений. Созданное д ля этого территориальное управление по реабилитации в системе МЧС в 1990-х гг. прекратило свою деятельность.

3. Существующие оценки прошлой радиационной обстановки основаны на неполной информации. Они не содержат всех данных по экстремальным случаям (аварийным ситуациям). В частности, в «аварийную статистику» не вошел взрыв 17 сентября 1961 г., на что указывают материалы наземного мониторинга Росгидромета. Нигде не опубликованы и не использованы материалы воздушной

радиационной разведки Росгидромета, проводимой в 1950- 1960 гг., сведения службы Санэпиднадзора, данные геологоразведки.

4. Не проведена оценка и не создана карта накопленных эффективных доз облучения населения Сибири, кроме территории Алтайского края. Не учтен вклад в суммарную дозу от локальных выпадений с Новоземельского полигона.

5. Поручение Президента Российской Федерации В. В. Путина № Пр-2085 от 24 октября 2000 г. (МЧС России, МИДу, Минздраву России и др. ведомствам) по поводу установления статуса лиц, подвергшихся радиоактивному воздействию вследствие ядерных испытаний, может быть выполнено только после полного анализа всех материалов и снятия грифа секретности с информации Министерства обороны.

6. Данные радиационных исследований и их профессиональная интерпретация должны быть доступны для всего региона. Думается, только таким путем можно преодолеть страх перед радиацией и объективно оценить ситуацию.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 

1. Семипалатинский полигон: обеспечение общей и радиационной безопасности/Колл. авт. под рук. проф. В. А. Логачева. М.: ИздАт, 1997. 319 с.

2. Барахтин В. Н., Дусь В. И. Семипалатинский полигон глазами независимых экспертов. С-Пб.: Гидрометеоиздат, 2002. 110 с.

3. Логачев В. А., Михалихина Л. А., Филонов Н. П. Влияние ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне на состояние здоровья населения Кемеровской и Новосибирской областей//Бюллетень Центра обществ. инф. по атомной энергии. 1996. Спецвыпуск.

4. Булатов В. И. 200 ядерных полигонов СССР. География радиационных катастроф и загрязнений. Новосибирск: ЦЭРИС, 1993. 88 с.

5. Плутоний в России. Экология, экономика, политика. Независимый анализ/Под рук. чл.-корр. РАН, проф. А. В. Яблокова. М.: ЦЭПР, СэС, 1994. 144 с.

6. Клезенталь Г. А, Калякин В. И., Сереженков В. А Дозы радиации, полученные северными оленями Новой Земли, поданным ЭПР-анализа эмали зубов//Радиация и общество. Вып. 1. М.: Международный чернобыльский фона безопасности, 1995. С. 123-127.

7. Булатов В. И. Россия радиоактивная. Новосибирск: ЦЭРИС, 1996. 272 с.

8. Апсалихов К. Н., Гусев Б. И., Дусь В. И., Леонгард Р. Б. Семипалатинское атомное озеро. Алма-Ата: Гылым, 1996. 301 с.

9. Тлеубергенов С. Т. Полигоны Казахстана. Алма-Ата, 1997. 746 с.

10. Селегей В. В. Радиоактивное загрязнение г. Новосибирска- прошлое и настоящее. Новосибирск: Экология, 1997. 148 с.

11. Воронин Г. В. Ядерный полигон - триумф и трагедия народа. Новосибирск, 1998. 67 с.

12. Якубовская Е. Л., Нагибин В. И., Суслин В. П. Семипалатинский ядерный полигон - 50 лет. Новосибирск, 1998. 141 с.

13. Булатов В. И. Россия: экология и армия. Геоэкологические проблемы ВПК и военно-оборонной деятельности. Новосибирск: ЦЭРИС, 1999. 168 с.

14. Якубовская Е. Л., Нагибин В. И., Суслин В. П. Семипалатинский ядерный полигон: вчера, сегодня, завтра. Новосибирск, 2000. 128 с.

15. Якубовская Е. Л., Нагибин В. И., Суслин В. П. Семипалатинский ядерный полигон - независимый анализ проблемы. Новосибирск, 2003. 144 с.

Барахтин Вианор Николаевич старший научный сотрудник Сибирского регионального научно-исследовательского гидрометеорологического института Росгидромета, кандидат географических наук 

Россия всё больше уступает в ряде отраслей, в которых когда-то была в лидерах. тот же космос — наиболее наглядный пример. Но есть направления, где мы ещё долго могли бы оставаться первыми, если бы вспомнили свой же опыт и сконцентрировали усилия — как административные, так и финансовые. Одно из таких направлений — мирные ядерные взрывы, в осуществлении которых нам никогда не было равных.

Писатель, журналист, лауреат Госпремии СССР Владимир Губарев :

В феврале 1943 г. Сталин подписал решение о начале работ по созданию атомной бомбы. Уже в марте 1943-го при Академии наук СССР создаётся секретный Институт атомной энергии. Так начался Атомный проект СССР.

Тайна «атомного» озера

Министр раздевался неторопливо, аккуратно складывая рубашку, брюки, майку. Могло показаться, что ему совсем не хочется лезть в воду.

— Ефим Павлович, может, не надо? — спросил его учёный.

— Я доверяю науке, — отрезал Славский . — Раз она говорит, что купаться можно, — значит, можно!

Он снял трусы, остался голышом. Впрочем, никого из женщин ближе чем за 100 км не было. Ефим Павлович разбежался и с ходу бросился в воду. Грёб размашисто, высоко вскидывая руки. Видно было, что пловец он хороший.

Его примеру последовали остальные. Правда, они барахтались у берега, а министр уже доплыл до середины озера. Славский плыл и плыл вперёд, словно выполняя какую-то особую миссию.

Впрочем, так и случилось. Министр Средмаша (в 1957-1986 гг. Славский занимал должность министра среднего машиностроения СССР, был одним из руководителей проекта по созданию совет-ского ядерного оружия. — Ред.) стал первым в мире человеком, который не только купался в «атомном» озере, но и переплыл его. А ведь за несколько месяцев до этого такого озера не существовало.

«Сначала сделайте бомбу!»

Руководство страны было довольно работой учёных. А потому И. Сталин вспомнил о своём обещании, которое дал пять лет назад. Осенью 1945 г. группа физиков во главе с И. Курчатовым представила обширную записку по атомной проблематике. Кроме ядерного оружия там подробно расписывалось, как и где можно использовать ядерную энергию — в атомных станциях, на транспорте, в промышленности и сельском хозяйстве. Сталин сказал тогда коротко: «Сначала сделайте бомбу, а потом всё остальное!»

16 мая 1950 г. вышло постановление Совета министров СССР «О научно-исследовательских, проектных и экспериментальных работах по использованию атомной энергии для мирных целей». Подписал его Сталин.

К этому времени прошло лишь одно испытание ядерного оружия — в 1949 г. В секретном «Арзамасе-16» на суперсекретном заводе «Авангард» хранилось всего 5 атомных бомб (у американцев их было уже несколько сотен!), а в постановлении тем не менее говорилось о применении ядерных взрывов в народном хозяйстве. Были назначены главные исполнители — учёные Ю. Харитон и Д. Франк-Каменецкий .

Главный конструктор и его ближайший соратник занимались созданием «своей» бомбы, а не американской копии. Один из офицеров — капитан Е. Забабахин , будущий генерал, академик и Герой — предложил оригинальную идею заряда. Его идею надо было проверить на Семипалатинском полигоне.

В сентябре 1951 г. И. Курчатов собрал ближайших соратников, чтобы подвести итоги испытаний «своей» бомбы. Она была принципиально иной, нежели американская, более мощной и главное — «экономичной», то есть для неё требовалось намного меньше ядерной взрывчатки.

Один из участников этой встречи, учёный Виктор Жучихин , рассказывал: «В сентябре 1951 г. Игорь Васильевич Курчатов собрал нас. Он сказал: «Ребята, видите, какая силища, создаваемая атомом, расходуется зря. Ведь в военных целях вряд ли она когда-нибудь будет применена. А над её применением в мирных целях следует задуматься всерьёз. В народном хозяйстве множество проблем можно решить с помощью атомных взрывов. Взять хотя бы создание водоёмов, рытьё каналов, вскрытие рудных пластов в горных место-рождениях. Да мало ли сколько задач можно решить, воспользовавшись такой огромной силой, как атомный взрыв...»

Только факты

«Российский федеральный ядерный центр — Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики им. академика Е. Забабахина принимал активное, а по некоторым направлениям и определяющее участие в разработке и реализации государственной программы № 7 „Ядерные взрывы для народного хозяйства“. Из проведённых в СССР 124 мирных взрывов в 75 случаях было использовано 80 ядерных зарядов, разработанных во ВНИИТФ.

Пионерскими в 1965-1967 гг. были промышленные взрывы ядерных зарядов ВНИИЭФ. Мирные взрывы своих зарядов наш институт начал с мая 1968 г., но к разработке мирных ядерных взрывных устройств (ЯВУ) институт приступил уже в 1966 г. В процессе разработки столь специфических ЯВУ приходилось проводить предварительные проверки их на испытательном полигоне. Таких экспериментов с новыми ЯВУ проведено двадцать. Иногда удавалось совместить отработку новой конструкции с промышленным применением соответствующего устройства. Все разработки ЯВУ мирного назначения возглавлялись, поддерживались и курировались во ВНИИТФ академиками Е. И. Забабахиным, Е. Н. Аврориным и Б. В. Литвиновым . Производство и обеспечение применений ядерно-взрывных устройств непосредственно курировал Г. П. Ломинский , работавший директором ВНИИТФа с 1964 по 1988 г., то есть в период активной реализации программы ядерных взрывов в промышленных целях. Всего в интересах народного хозяйства институт разработал 14 типов ЯВУ...»

«Наша Амазонка»

Курчатов поручил академику М. Садовскому создать рабочую группу, которая должна была разработать идеи использования атомных взрывов в мирных целях. Вошёл в неё и Виктор Иванович Жучихин, который принимал участие в создании и испытании первой атомной бомбы, а затем и многих иных «изделий». Именно ему предстояло в будущем стать во главе Программы мирных ядерных взрывов, возглавив «Конструкторское бюро автотракторного оборудования» (всё, связанное с ядерным оружием, было строго засекречено, почему-то особенно широко использовались «сельскохозяйственные» термины).

В. Жучихин признавался: «В нашем коллективе разработчиков ядерных взрывных устройств высказанные идеи применения ядерных взрывов в народном хозяйстве не нашли должного понимания. Возникало множество проблем, которые мы решить тогда не могли. Вернулись к этим идеям спустя 12 лет. Это был 1963 год». Толчком послужил случай на полигоне. На площадке № 4 под землёй был заложен боевой заряд. Мощность взрыва оказалась больше, чем рассчитывали теоретики. Грунт просел, образовалась воронка глубиной 50 м и диаметром до полукилометра. По краям провала по-прежнему росла трава и кустарники. Дозиметристы провели измерения и доложили министру, что радиоактивные газы прорвались на поверхность, но уровень загрязнения незначителен и через несколько дней он не превысит допустимые нормы.

Е. Славский отдал распоряжение готовить эксперимент по созданию искусственного озера здесь же, на полигоне. Благо для этого были подходящие условия. В речке Чаган, что протекает на Семипалатинском полигоне, весной воды так много, что перебраться с одного берега на другой затруднительно. «Наша Амазонка», — шутили испытатели. Казалось бы, после обильного таяния снегов воды в реке должно хватить на весь год, но уже к середине лета русло пересыхало. Потому было решено создать здесь большое водохранилище, образовав зимой гигантскую воронку, чтобы весной паводковые воды заполнили её. И 15 января 1965 г. на этом месте был взорван термоядерный заряд.

«Коллектив сотрудников ВНИИЭФ под руководством академика Ю. Трутнева создал промышленный ядерный заряд более высокого уровня „чистоты“ ядерного взрыва (94%) по сравнению с американским устройством (70%), — свидетельствует один из самых извест-ных в нашей стране атомщиков Л. Рябев . — По сути, именно тогда началось соревнование не только в создании боевых ядерных средств, но и „мирных“. Это соревнование мы выиграли...»

Расчёт был прост: осколки деления останутся под землёй, на поверхность выйдет только небольшая их часть, что позволит начать работы по обустройству водохранилища уже через несколько дней. Прогнозы полностью оправдались.

И вот земля встала на дыбы, чёрная стена заслонила всё вокруг — степь, небо, облака, наблюдательные вышки и машины дозиметристов. Теперь я понимаю, насколько велик был Данте, создавая свой «Ад», — он будто предчувствовал этот ядерный взрыв и постарался его описать.

Ядерный взрыв — это очень страшно! И чуть-чуть красиво, потому что ничего подобного видеть раньше не доводилось. Однако такое ощущение приходит гораздо позже. А сначала испытываешь только неподконт-рольный, «животный» страх.

«Ядерное устройство мощностью 140 кт было размещено в скважине на глубине 178 м — так описывали происходящее участники эксперимента. — Примерно через 40 мс после подрыва заряда началось фонтанирование бурового раствора из скважины со скоростью около 350 м/с и характерное вспучивание грунта в диаметре 600 м. На десятой секунде от начала взрыва столб выброса достиг максимальной высоты 950 м, имея в диаметре 800 м...»

Образовалась воронка диаметром 500 м и глубиной 100 м. Вал вокруг неё стал своеобразной плотиной, которая перегородила русло реки. Через несколько дней, когда радиоактивный фон снизился, строители пробили вал — по траншее весной талые воды устремились в воронку. Получилось водохранилище длиной 25 км и шириной до 3 км. Летом в «атомное» озеро запустили мальков карпа.

«Вода в водоёме в первые же месяцы не содержала радиоактивности, превышающей допустимые нормы, а в последующие годы в ней никакой радиоактивности не отмечалось, — вспоминал Виктор Жучихин. — В первое лето мы частенько ездили туда купаться, чтобы снять напряжение от летней казахской жары. А через год ловили в нём солидных размеров карпов. На обоих берегах водоёма на расстоянии 10-15 км от границы воды могучий травяной покров сохранялся до августа-сентября. Колхозники заготавливали сено. По берегам появились бахчевые поля. Собирали большие и устойчивые урожаи даже в сухие летние периоды».

Я не удержался, спросил Виктора Ивановича:

— А как же радиация?

Он не стал рассказывать об исследованиях, которые вели учёные во главе с академиком Ю. Израэлем на протяжении многих лет, а ответил кратко:

— Неужели мы сами себе враги? Разве кто-нибудь полез в воду, если бы это было опасно для здоровья?

Мне кажется, это самый убедительный аргумент, не верить которому просто нельзя.

Озеро Чаган (на казахском — «Атом-Куль») внесено в книгу «Памятники науки и техники отечественной атомной отрасли». К сожалению, из-за тотальной секретности, в которой работали атомщики в СССР, об уникальном эксперименте по созданию искусственного озера широкая общественность не знала.

Тайна «21-й площадки»

Это был потаённый глухой посёлок в уральской глубинке. В Атомном проекте СССР он значился как «Лаборатория «Б». Здесь работали легендарный Н. Тимофеев-Ресовский (тот самый Зубр, о котором писал Д. Гранин в своей знаменитой повести) и не менее легендарный немец — доктор Николаус Риль , удостоенный звания Героя Соцтруда за создание первой советской атомной бомбы.

А потом сюда пришли создатели ядерного и термоядерного оружия, чтобы создать здесь Уральский ядерный центр. Мне довелось бывать там много раз. Познакомился со многими специалистами, посмотрел лаборатории института, побывал в Музее ядерного оружия. Именно здесь представлены те самые «изделия», которые предназначены для промышленных взрывов и которыми по праву гордятся их создатели.

С научным руководителем Федерального ядерного центра Евгением Николаевичем Аврориным и главным конструктором ядерного и термоядерного оружия Борисом Васильевичем Литвиновым мы встречались много раз — и на Урале, и в Москве, и на разных экспериментах. Но одну из встреч хочу выделить особо: она случилась именно на «21-й площадке».

Горит в камине огонь, потрескивают поленья, а потому наша беседа идёт неторопливо.

— Глухомань, говорите вы, а на самом деле всего два часа на машине, — замечаю я.

— Полвека назад так и было, — отвечает Аврорин. — Из Свердловска шесть часов на автобусе по старой Демидовской дороге с ухабами и булыжниками.

— А я приехал в 1961-м, когда здесь уже был «Объект». Вполне цивилизованная обстановка тут была, — говорит Литвинов.

Для моих собеседников Уральский центр стал судьбой — научной, человеческой, неповторимой. Здесь за свою работу они получали Ленинские и Государственные премии, становились докторами наук, Героями Соцтруда, академиками. Здесь рождались дети, а потом и внуки. Здесь оба нашли свой вечный приют...

Но тогда у камина они вспоминали прошлое, рассказывали о коллегах, о начале атомной эпохи человечества.

Один из моих вопросов звучал так:

— Чем вы гордитесь? Я имею в виду «изделия».

Первым ответил Борис Литвинов:

— Конечно же, мирным зарядом, который мы делали вместе с Евгением Николаевичем Аврориным. По всем параметрам он выдерживает самые строгие оценки — и по эффективности, и по областям применения, и по экономичности. Пожалуй, никто в мире не может сказать такого о своём «изделии», и естественно, я этим не могу не гордиться. Есть ещё один боевой заряд, в создании которого нам удалось преодолеть невероятные трудности, но такая работа была вознаграждена. Я всегда привожу в пример винтовку Мосина — это идеал для разработчика военной техники. Так вот наш заряд — это «винтовка Мосина» в ядерном вооружении.

Академик Евгений Аврорин ответил:

— На первое место я всё-таки поставил бы физические опыты — это очень интересная работа, в ней огромное поле для изобретательности. Энергия ядерного взрыва по своей сути уникальна, так как она позволяет достичь таких условий, которые создать в лаборатории невозможно. По температурам, по давлениям, по плотности это приближается к астрофизическим условиям. Каждый раз приходится придумывать методы, как измерить тот или иной эффект. Взрыв ведь! В него «пролезать» невозможно, точнее — чрезвычайно трудно, и приходится находить косвенные способы измерений, защищать аппаратуру и датчики — в общем, дерзай и изобретай! Результаты получаются уникальные, и их можно использовать не в одной какой-то разработке, но и в будущем. Такие данные служат очень-очень долго. К примеру, в 1957 году был у нас проведён опыт на Новой Земле. Мы к нему возвращались и спустя 30, и теперь, спустя 40 лет. В начале 1960-х мы провели опыт по условиям термоядерного горения. Когда и при каких условиях может осуществляться чистая термоядерная реакция — такова была задача. Из этого опыта выросло очень многое. Было и военное применение, и мирное. И вот тут самое время вспомнить тот самый «мирный заряд», о котором говорил Борис Васильевич, — это пример хорошего сотрудничества нашего ядерного центра и Арзамаса-16.

— Говорят, лучшие в мире ядерные заряды для промышленных взрывов созданы на Урале.

— И это правда.

— А может, это и есть конверсия ядерного оружия?

— В ближайшее время широко использовать промышленные взрывы всё-таки не удастся: слишком велик страх перед ядерной энергией, взрывами. «Ядерный синдром» ещё долго будет определять отношение людей к атомной промышленности.

— Может ли Россия выступить экспортёром промышленных взрывов, не нарушая Договора о нераспространении ядерных технологий?

— Думаю, да. Единственное опасение: мол, не проводим ли мы испытания под ширмой мирных ядерных взрывов? Нужно доказать, что не ведём работ над оружием. Мы обсуждали эту проблему, и нам кажется, что сможем доказать мировому сообществу, что нарушений договора нет.

Вместо эпилога

Во время перестройки при активном участии коллег-американцев «атомный поезд» с мирными зарядами был сначала остановлен, а потом и пущен под откос. Главная тому причина: отсутствие в США «чистых» зарядов. Там их создать так и не смогли, в отличие от тех, что были созданы в наших ядерных центрах. Многие специалисты из Америки побывали в Снежинске. В Музее ядерного оружия они увидели образцы специальных «изделий», созданных для программы мирного использования ядерных взрывов. Их восхищённые отзывы хранятся в журнале для почётных гостей. Есть там и такое признание: «Жаль, что мы не смогли сделать такие же!»

Наверное, им можно было бы посочувствовать, если бы мы своими собственными руками не уничтожили те великие достижения нашей науки, воспоминания о которых ещё греют души тех немногих участников той программы, которые ещё остались в живых.

А может, имеет смысл огульно не осуждать прошлое, а вернуться к тому, что сделали наши деды и отцы? Такая возможность есть, так как участники тех событий ещё способны передать свой бесценный опыт тем, кто приходит им на смену.

Мы внимательно следим за событиями, что разворачиваются сейчас неподалёку от Бурейской ГЭС. Военные завозят туда сотни тонн взрывчатки, чтобы пробить канал сквозь обрушившуюся в реку сопку. Если до весны этого не сделать, ГЭС останется без воды, а посёлкам, что находятся вниз по течению реки, суждено погибнуть, когда водная масса прорвётся сквозь завалы. Работа предстоит тяжкая, причём успех её не гарантирован. А ведь двух-трёх «чистых» ядерных взрывов было бы достаточно, чтобы ликвидировать эту перемычку. Однако, к сожалению, тех организаций и институтов, которые занимались промышленными ядерными взрывами, уже нет. А чтобы воссоздать их, нужно время...

Только факты

«Великая атомная эпопея по использованию мирных ядерных взрывов продолжалась 23 года. 15 января 1965 г. в Казахстане было создано озеро, а в сентябре 1988 г. в Архангельской области было проведено глубинное зондирование земной коры. Всего по этой программе осуществлено 124 взрыва: в России 80, в Казахстане 39, в Узбекистане 2, на Украине 2 и в Туркмении 1.

Основные направления, которые давали одновременно большой экономический и экологический эффект, — это глубинное сейсмическое зондирование земной коры (39 взрывов), создание подземных ёмкостей для хранения газоконденсата (25 взрывов), интенсификация добычи нефти и газа (20 взрывов), ликвидация аварийных фонтанов (5 взрывов), захоронение биологически опасных промышленных стоков (2 взрыва) и др.».

Из монографии А. Васильева, Ю. Дубасова и др. «Ядерные взрывные технологии: эксперименты и промышленные применения», Снежинск, 2017 г.